В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

В 7 часов мы услыхали отдаленный шум, который, все приближаясь и разрастаясь, превратился наконец в оглушительный грохот. Словно кипящая, шипящая глиняная каша, дико несся поток, захвативший в своем стремлении массу землистых частиц с гор, и переполнил русло. Население с криками и жестами ужаса разбежалось кто куда. Я с Исламом взлез на крышу сакли.

Минуту спустя аллеи из ив и тополей по обоим берегам стояли затопленные водой, почва дрожала под тяжестью вырвавшейся из берегов водной массы, волны так и кипели грязной пеной, брызги стояли столбом, точно туман. Стволы деревьев, обрубки, ветви, хворостины, копны сена и другие предметы так и плясали по волнам, ударялись о берега, ныряли, всплывали снова и уносились по течению. Деревянный мост, соединявший берега речки, разом был смыт и тоже поплыл, треща и кряхтя всеми бревнами.

Вода все прибывала, затопила лучшую улицу и ворвалась в низкие домишки; переполошившиеся жители с криками взбирались со своими пожитками вверх по скату на террасы. Некоторые торопились набросать лопатами перед своими жилищами валы из глины, чтобы преградить путь воде. Вся нижняя часть базара в какие-нибудь две минуты была под водой. Оглушительный грохот потрясал воздух, наводя на всех ужас.

Гинду-куш. Вид около перевала Упранг

Матери бежали по пояс в воде, таща на руках детей. Все крыши были покрыты перепуганными людьми; те же, кому нечего было терять, видимо, любовались величественным зрелищем. К счастью, двор, на котором мы остановились, лежал так далеко от берега, что нашим пожиткам не угрожало никакой опасности.

После того как все, что можно было спасти, было спасено, внимание всех устремилось на бахчу со спелыми дынями. По бороздам между грядками уже быстро ползли змейками струи воды. Обыватели устремились туда, набирали полные охапки дынь, спешили к подножию террасы и перебрасывали дыни другим, которые укладывали их в кучи.

Часть дынь, однако, так и погибла, унесенная водой; десятка полтора саклей также были смыты целиком. Можно было бы думать, что туземцы, наученные опытом, остерегаются разлива, повторяющегося ежегодно. Ничуть не бывало. Едва вода спадет, они возводят новые домишки на тех же местах, где стояли старые.

Утром 12-го речка приняла уже свой обычный вид. Сообщение между берегами восстановилось. С них было смыто все дочиста.

От Упала дорога идет отлого подымающейся бесплодной степной равниной, прорезанной глубокими и широкими оврагами, на дне которых растет сочная трава и пасутся стада овец. Затем мы въехали через ущелье в долину, высокие отвесные бока которой состояли из черных и зеленых сланцев. Вечером небо потемнело; в горах начало громыхать. Западный ветер погнал над долиной тяжелые дождевые тучи, и полил холодный дождь. Мы, закутавшись в шубы, продолжали путь по становившемуся все круче подъему к аулу Улуг-арт, который примостился с правой стороны долины.

Из аула открывался вид на всю долину. Смотреть на нее приходилось почти с высоты птичьего полета. Ручеек, значительно увеличившийся в размерах, издавал какое-то металлическое бульканье. Повалил снег и покрыл все кругом белой пеленой. Большие тяжелые хлопья медленно падали, кружась в воздухе; плотные снежные облака заволокли всю панораму. Можно было подумать, что стоит середина зимы, а не середина июля. В селении полагали, что перевал будет непроходим после такого снега дня три, а может статься, закроется и на целый год, если снег будет продолжаться. Даже в ясные дни на перевале, случалось, тонули в снегу лошади.

17 июля мы выступили в путь в сопровождении десяти киргизов, которые взяли с собой двух лошадей и запаслись провиантом и топорами. Подъем вел по узкой извилистой балке, на дне которой журчал между гнейсовыми и сланцевыми валунами крохотный прозрачный ручеек. Наконец мы достигли корытовидной ложбины у подножия перевала и принялись взбираться на крутизну. Последний конец пути был особенно тяжел. Весь багаж пришлось нести на руках, и киргизы поочередно взваливали себе на спину тяжелые ягданы. Каждый ягдан нес один человек, а другой шел рядом, поддерживая ношу то с боков, то сзади. Лошадей вели поодиночке.

В 11 часов я пешком достиг гребня перевала, где возвышается мазар Хазрет-Улуг-арта — небольшая куча камней с шестами, украшенными тряпицами. Киргизы считают погребенного здесь святого господином перевала и погоды и покровителем путников, поэтому имя святого не сходило с уст моих проводников, особенно в наиболее трудных местах.

Аул в долине Сары-кол

Подъем был труден, но спуск по западному склону оказался прямо головоломным. Пройдя небольшой конец по очень отлогому западному склону, мы очутились у края обрыва, представлявшего настоящий хаос скал, высовывавшихся из-под снега, пробираясь между которыми нам и предстояло спускаться в буквальном смысле и пешком и ползком, цепляясь за что попало руками и ногами.