В сердце моем

Александра разжала кулак и взглянула на «Белого лебедя», который лежал у нее на ладони. Единственной ее отрадой оставалось обретение того, что она считала безвозвратно потерянным, – Кристофер, ее настоящий друг, снова вернулся к ней. И не важно, как он воспримет выбор, который она намерена сделать: их связывают нерасторжимые узы, и Кристофер разделит ее чувства. Они всегда были честны друг с другом. Мысль об этом наполнила ее сердце мужеством. Теперь она сделает правильный выбор и не позволит Кристоферу пожертвовать своим будущим ради нее. Лучше сразу же порвать все отношения с ним, чем дать ему совершить опрометчивый поступок, о котором он, возможно, со временем пожалеет. Александра просто не вынесла бы, если бы он снова стал испытывать к ней враждебность.

– Миледи!

Голос камеристки заставил Александру обернуться. Кажется, Мэри пришлось дважды ее окликнуть, прежде чем она вышла из задумчивости и, удобнее усевшись на небольшом диванчике у окна в гостиной, подтянула к груди колени и уткнула в них подбородок. Золотисто-рыжая кошка уютно устроилась рядом. Приподняв край красной бархатной шторы, она выглянула в окно, сквозь которое с улицы доносился гулкий стук лошадиных копыт по брусчатке.

Войдя с чашкой в руке, Мэри придвинула ближе хрустальную лампу в форме луковицы.

– Я принесла вам кофе, мэм, – вы сидите здесь уже почти два часа.

Александра застенчиво улыбнулась и взяла в руки чашку.

– Твой кофе гораздо лучше моего. – Она сделала глоток и с благодарностью кивнула: – Спасибо.

Мэри нахмурилась и придирчиво оглядела хозяйку:

– Вы хорошо себя чувствуете, миледи?

Держа перед собой чашку, Александра снова бросила взгляд в окно. Яркий глаз солнца удивленно смотрел на город, и в его лучах Лондон казался голубым. Из окна гостиной хорошо была видна южная стена музея: огромные колонны, уходящие в небо, словно служили символом бесконечности.

– Мне так не хватает моих утренних купаний. – Александра перевела взгляд на чашку с кофе. – Возможность спокойно поплавать – привилегия избранных.

– Да, мэм. Здесь, конечно, не дворец, но нам троим тут вполне достаточно места. Я смотрю, у вас открылось второе дыхание. Теперь мы с Альфредом надеемся, что все уладится.

Александре невольно стало стыдно. Мэри так верит в нее, а у нее самой недостает веры в себя. Она нерешительно посмотрела в глаза своей верной служанке:

– Мне многое удавалось в жизни: всегда знала, что нужно только поставить перед собой цель. Если стараться изо всех сил и верить в то, что в конце концов добьешься успеха, можно преодолеть любые трудности. И вот теперь, когда я в любой момент могу лишиться всего, что у меня есть, я вдруг потеряла надежду и роняю слезы от жалости к себе. Больше всего я боюсь неопределенности.

– Ах, миледи, никому из нас не дано знать, что с нами произойдет и когда!

Александра окинула взглядом худенькую фигурку своей служанки и улыбнулась:

– Ты думаешь, я в конце концов тоже превращусь в какую-нибудь странную особу, вроде тех эксцентричных женщин в розовых тюрбанах, которые всю жизнь ожесточенно борются с общественными устоями и причиняют столько хлопот почтенным матронам?

– Господи помилуй! – Мэри подняла глаза к потолку. – Тюрбаны уже лет тридцать как вышли из моды.

Это простодушное восклицание показалось Александре настолько забавным, что она не смогла удержаться от смеха, и Мэри рассмеялась вместе с ней. Внезапно Александра почувствовала твердую решимость прожить эту жизнь так, как ей всегда хотелось. Она больше никогда не позволит себе от кого-то зависеть.

– А что, если я стану такой, как мой отец, – холодной, неспособной прощать и, также как он, не смогу видеть дальше собственного носа? – Она допила последний глоток кофе.

– Нет, миледи, – тихо отозвалась Мэри, забирая из ее рук пустую чашку. – Вам это не грозит. Вы слишком добры.

Александра проводила служанку благодарным взглядом. Мэри и Альфред стали теперь ее семьей, и их присутствие значительно облегчило ей жизнь. Встав с узкого дивана, она направилась к себе в спальню.

Закрыв за собой дверь, Александра завела руки за голову и расстегнула медальон, висевший у нее на шее, и затем, стоя перед зеркалом, повертела в руках серебряную вещицу, рассматривая филигранную работу. Нажав ногтем на крохотный замочек, она раскрыла крышку медальона. Внутри лежал темный завиток нежных волос младенца.

Настало наконец время похоронить прошлое и подумать о своем будущем... и о будущем Кристофера.

Адвокату Кристофера удалось застать его в перерыве между заседаниями парламента. Глядя на суровое выражение лица своего клиента, Джозеф Уильямс тут же пожалел, что проявил подобную настойчивость, однако все же передал ему толстую пачку бумаг.

– Сколько людей знают об этом деле? – поинтересовался Кристофер.

– Только тот человек, которого вы сами наняли. Бумаги хранились в архиве одной уединенной церкви за пределами Уэра – мне посоветовал обратиться туда бывший садовник, что служил когда-то в поместье Уэра.