В сердце моем

Все эти предметы были для меня неотделимы от места, где я их хранил, вываленные напоказ, они казались сиротливыми и беззащитными.

Мне хотелось поскорей упрятать их в ящики стола, укрыть, запереть в гардероб, убрать подальше с глаз, до тех пор, пока не почувствую, что они очистились от грязных прикосновений и что я снова могу пользоваться ими.

Комната стала мне гадка. В ней негде было ни присесть, ни прилечь. На стенах видны были пыльные силуэты разных предметов меблировки.

Я пошел узнать, что сталось с другими жильцами. Они собрались в гостиной и со злостью говорили о Шринках, бросивших их на произвол судьбы; винили Шринков в том, что вся мебель вывезена, а одежда жильцов в беспорядке свалена на полу. Я возразил, что доля Шринков куда тяжелее нашей и что, наверно, они ушли из опустевшего дома потому, что им было стыдно встретиться с нами.

Жильцы наши были славные ребята, и уже вскоре они стали говорить о Шринках с сочувствием. Мы как раз вспоминали о достоинствах миссис Шринк, когда в комнату вошел домовладелец.

Он производил впечатление богатого человека. Обладая самоуверенностью, которую придает людям богатство, он как бы держал нас на расстоянии, хотя и считал, что мы нужны для осуществления его целей. Это был коренастый мужчина, с румяным лицом и голубыми глазами, ясно говорившими, что никаких возражений с нашей стороны он не потерпит. На нем был дорогой, хорошо сшитый серый костюм, в петлице алела гвоздика. Приглаживая пальцем седые усы, он обвел взглядом комнату. Затем обратился к нам:

— Вы, конечно, понимаете, что я не виноват в том, что произошло. Супружеская чета, содержавшая пансион, не обладала необходимыми деловыми качествами. — Тут он поднял руку, подчеркивая важность того, что намеревался нам сообщить. — Так вот — я вовсе не хочу, чтобы вы отсюда выехали. Я хочу передать новым владельцам пансион на ходу. Пойдите мне навстречу, и я в долгу не останусь. Я нанял повариху на две недели — срок, нужный мне, чтобы подыскать покупателя, — и все это время вы будете столоваться за мой счет, я не возьму с вас ни пенни. Женщина, которую я нанял, придет сегодня же, так что завтра у вас уже будет еда. Как вы поступите после передачи пансиона в новые руки — ваше дело, но дайте мне две недели сроку.

— А спать нам на полу? — спросил я его. Он задумался.

— Да — пока. Ведь за еду вам платить не придется. Одеяла вы получите сегодня вечером. Мебель и кровати я постараюсь купить как можно скорее. Завтра же начну ходить по аукционам. Как только обзаведусь мебелью, начну искать покупателя — на это потребуется несколько дней, не больше. Так что выручите меня, оставайтесь пока здесь.

Мы все молчали. Когда он ушел за одеялами, стали обсуждать, как нам быть. Я решил остаться. У меня не было денег на такси, чтобы перевезти вещи, да я и не знал, куда переехать. Питаться две недели бесплатно — значило для меня очень много. Трое жильцов тем не менее решили завтра же оставить пансион.

Один из них заметил:

— Уж очень высока арендная плата. Домовладелец разорит любого, кто возьмется содержать пансион, и мы опять окажемся на бобах.

— Повариха явилась в тот же вечер, но я ее увидел лишь на следующее утро. Это была низенькая, толстая, болтливая женщина с прыщавым, одутловатым от пьянства лицом. На ней было тесное платье в цветочек и грязные войлочные туфли, с отделкой из синих перышек. Как заметил один из жильцов, они придавали ей сходство с курицей-бентамкой.

Я проснулся рано — спать на полу было твердо, а одеяла оказались совсем тонкие, — и пошел в кухню, где она жарила сосиски.

— Здорово, милый, — сказала она. — Как жизнь?

— Хорошо, — ответил я. — А вы как поживаете?

— Неплохо. Сколько вас тут?

— Девять, кажется.

— Значит, восемнадцать сосисок, — подсчитала она и добавила: — И девицы тоже есть?

— Нет.

— Ну и отлично, как только в пансионе бабы заведутся, сразу же начинаются ссоры.

— Девушек вы, очевидно, недолюбливаете.

— Знаю я их, вот что, — сказала она и, подняв голову, в упор посмотрела на меня; по ее лицу видно было, что она непоколебимо уверена в собственной правоте.

— У вас есть дочери? — спросил я.

— Одна дочь… с позволения сказать.

— Что ж, девушки проходят через разные этапы, — пробормотал я, пытаясь понять, что она имеет в виду.

— Правильно! Этапы — это точно. Сейчас вот она проходит этап свободной любви.

— Ну да! — воскликнул я. — Подумать только!

— Что подумать только? — переспросила она, застыв со сковородкой в руке и вперив в меня подозрительный взгляд.

— Сам не знаю, — сказал я. — Просто к слову пришлось.

— То-то же, — продолжала она, удовлетворенная моим разъяснением. Совсем несмышленая девка. Сколько я работала, пока на ноги поставила ее, и вот награда — подбросила мне ребенка. Но не думай, что я что-нибудь против него имею, — поспешно добавила она. — Я его очень люблю. — Улыбка смягчила ее отечное лицо. — Он спит со мной. Его силой не вытащить из моей кровати. Не дается, и все тут.