В сердце роза

Ашананшеди поклонился, жестом показал, что должен говорить. Акамие так же безмолвно позволил.

- Повелитель. Мы уходим.

И замолчал.

Акамие кивнул по привычке поощрять собеседника. Только потом понял, что сказал ашананшеди. И понял уж все сразу. Снова кивнул, сказал:

- В страну Ы.

- Да, повелитель. Царям Хайра мы уже не служим, ибо ты дал нам волю. Тебе служить обещали, потому что не знали над собой истинного повелителя. Теперь наш долг - немедленно явиться в его распоряжение.

- И вы оставите меня?

- Мы не можем тебя оставить, потому что ты дал нам не только волю, но и саму родину нашу, которую отыскал шагата, отправившийся в странствия по твоему приказу. С тобой останется сотня лазутчиков, из тех, у кого уже есть сыновья, чтобы их род мог продолжиться в земле Ашанана. Об этом не будут знать, пусть все думают, что ты, как прежде, под нашей защитой - и никто не осмелится...

- Идите.

Ашананшеди оставался на месте, как будто ожидая еще каких-то слов, но у Акамие их не было, и не потому он молчал, что жалел слов для него или для его старших, пославших его. Через силу повторил: идите, и сделал знак рукой: уходи. Но все равно не мог остаться один, кто-то из них, невидимый, был рядом. Детская обида, которая так легко смывается слезами, от этого была остра и неотвязна как дурное предчувствие, и надо было заглушить его, а нечем. Акамие присел на постель рядом со спящим Сиуджином.

- Хоть ты никуда не денешься от меня.

О строящих козни

Но следующей ночью забылись печали.

Когда за вечерней трапезой Акамие сидел с приближенными, сделал знак ан-Реддилю. И тот вскоре стал просить у царя дозволения уйти, и получив его, поспешил к потайной калитке, где Хойре встретил его и шептался с ним. А тот, кто сидел среди сотрапезников и видел, как переглянулся царь с ан-Реддилем, тоже стал проситься уйти, но Акамие подумал: "Не годится, чтобы он шел вслед за Арьяном, если он соглядатай - добра не будет". И отпустил его позже, вместе со всеми. И тот поторопился известить сообщников, что нынче день и час подходящие, и хоть долго ан-Реддиль не посещал внутренние покои, нынче, наконец, будет там.

И сговорившиеся евнухи собрались у покоев царя, прихватив кто скамеечку, кто курильницу потяжелее, чтобы ударами по голове сбить с ног ан-Реддиля, которого они опасались из-за его силы; и подняли крик, и ворвались в покои, но нигде царя с ан-Реддилем не нашли, ни в библиотеке, ни в опочивальне, ни в других покоях. И пришлось им уйти ни с чем, пристыженным и смущенным до крайности, опасаясь для себя царского гнева, когда все откроется.

А тот, кто все затеял, поспешил к царице и закричал:

- Отчего твои ашананшеди не предупредили этих евнухов, что царя нет?! Зачем допустили, чтобы случилось то, что случилось?

- А что случилось? - удивилась царица.

Он ей рассказал.

- Отчего же твой евнух, который тебе обо всем доносит, не предупредил тебя? И где он сам был? - спросила царица.

- Удача, что он не участвовал в деле нынче ночью. Хоть он останется при царе соглядатаем, а с этими и не знаю, что будет. Пропали они совсем - а царь вовсе евнухам доверять перестанет. Где же были твои ашананшеди?

- Слушай, что я тебе скажу: ашананшеди ушли из Хайра.

- Быть не может! Чего не придумает женщина, чтобы оправдаться!

- Мои, те, что были моего сына Эртхааны, мне сообщили под большим секретом, - и рассказала о письме Эртхиа, о земле Ашанана и об исходе ашананшеди из Хайра. - Но нам от этого не легче. При царе оставили сотню лучших из лучших. И из моих остались двое, но нынче ночью они не одни в его покоях, и ничего не могли сделать: другие не дали бы им. Вот в чем причина.

- Значит, теперь мы не можем рассчитывать на твоих лазутчиков?

- Не можем - кроме крайнего случая. О мой сладкий, что же делать? Мы знаем теперь, что он проводит ночи в доме ан-Реддиля. И что? Там нет евнухов наших, чтобы подтвердить...

- Но все же!

- Да нет же, сладкий мой, нет свидетелей - нет и виновных, а в чем его уличить, в том, что ночует не во дворце? А кто запретит царю? Только пища для новых слухов...

- Хоть это.

- Да, ты прав. Это пусть, это хорошо. Надо распускать такие слухи. Нет свидетелей, и его не обвинить, но и ему не оправдаться. Но мало, мало! Неужели и впрямь ашананшеди - препятствие неустранимое?

- Погоди-ка, погоди... Есть одно... Но нечего и говорить об этом. Если б он был царем!

- Что это значит?

- Если б он был царем, как его отец!

- Тогда не было бы нужды уличать его...

- Я о другом. Знаешь ли ты, о женщина, что царь непременно должен идти с войском и что в походе царя охраняют не ашананшеди - всадники! Среди своего войска царь в безопасности. Есть при нем телохранители, и все - из знатнейших семейств Хайра. Понимаешь?

- А что тогда ашананшеди?

- Они заняты разведкой.

- Все?

- Все. А теперь, когда их всего сотня осталась, даже если бы сын рабыни вопреки обычаю оставил бы при себе нескольких, что с того? Но нечего об этом говорить. Сын рабыни воевать не станет.