- О! Однажды на базаре - а базар всегда был велик и знатен в Аттане! увидел Джая иноземного купца возраста уже преклонного, но с лицом гладким, и удивился. И открыл ему купец, что в его земле борода считается признаком дикости. Как же вы избавляетесь от нее? - в волнении спросил Джая. - На то есть цирюльники, - ответил купец, - а в дорогу я беру с собой обученного раба. И тут же за все деньги, что были при нем, Джая купил этого раба и поспешил к себе, и в ту же ночь... И не знал, гневаться или горевать, растерянный царь - теперь ему казался смешным Джая с не по возрасту гладким лицом. - Как ты на люди покажешься? - Что мне до людей?! Лишь бы нравится тебе! - И что возразишь? И есть ли любящий, способный спорить с любимым - и не уступить? Но теперь уже царь смущался показываться на людях с Джаей. А Джая, упрямый, каждое утро прибегал к искусству нового раба. И стали забывать, что Джая сделал, и смеялись над ним. Но прошло три года - и вернулась язва. И снова царю уезжать, а Джая упрямится: смерть меня не берет, только люби и помни, уйдет - увидимся снова. Сам думал, может быть, что лучше ему умереть. Остался, собрал своих - и пошли по улицам, помогали кому лекарством, кому утешением. Но вот новая забота. Придет кто из тех, что были с Джаей, к больному, а тот: если бы Джая пришел, я бы спасся. Поверили, что если сам Джая рядом - и язва отступит. Те говорят: я Джая, а больные в ответ: кто ж не знает, что Джая бороды не носит. Уже не смеялись над ним: беда. А каково, когда на руках у тебя плачет ребенок, что если бы Джая... А Джае - не разорваться же. И стали те, кто с ним, брить бороды. И верой, что ли, спасались люди. И многие спаслись. А этих, бритых, уже было с Джаей больше трех дюжин, и кто одну язву с ним одолел, а кто и две. И стало у них братство, и решили не расставаться от язвы до язвы, чтобы ухаживать за больными во все дни. И царь пожаловал им как отличие перед другими право ходить с оголенным лицом, чтобы знали: вот спасители. Много почета им было от всех. И захотели к ним прийти многие, кто был отважен. Они принимали всех, но установили, что ничего в уплату за свои труды не берут, кроме того, что дается на покупку лекарств, и что в обычное время живут каждый в своей семье, кто с женой, кто с родителями, если молод еще, но когда наступает язва - собираются вместе, и кого сами себе старшим выберут, того слушаются во всем. И назвались - джаиты. В разное время бывало и много и мало их. Теперь мало. Но есть.
- А что же, - спросила Атхафанама, - что было потом между Джаей и его царем?
- Что нам до этого, женщина? - покачал головой Илик. - Разве об этом я рассказываю?
- Но ты начал говорить об этом.
- Только для того, чтобы объяснить, почему джаиты не носят бороды.
- Сам ты - не из таких ли, как Джая? - вскочила Атхафанама. - Не хочешь мне сказать, что дальше, потому что я - женщина. Знаю я ревность такую. На ночной половине...
- Сам я не из таких, - поймал ее за руку Илик. - Сядь, царица. Теперь поедим и пора нам собираться. Мы уже не чувствуем смрада и не замечаем мух, но пора уйти из города. Здесь не место живым.
- Отчего ты не женат? - настаивала Атхафанама.