— Все равно. Рано или поздно привычка и натура должны возобладать над осторожностью. Недаром государь Лакхаараа отправил его в заточение — знал его сущность.
— Да, его сущность такова… — подтвердил Хойре. — Кто рано попал на ночную половину, кто был воспитан, как он, и так долго делил ложе с господином — не изменится, таким и умрет. Ему не устоять. Но мне кажется, он не удовлетворится малым, и впустить в свою опочивальню раба — не его поступок. Ведь он делил ложе с царем.
— И с наследником Лакхаараа.
— Так говорят.
— И с царевичем Эртхааной.
— Так говорят.
— И с Шаутарой, не говоря уже о близости его с молодым Эртхиа!
— Об этом трудно судить…
— Это всем известно! — отрезал говоривший.
— Все так говорят, — согласился Хойре.
— Это всем известно, евнух.
— Если всем известно, что же еще нужно?
— Нет, этого мало. Этому нет доказательств. И он не был тогда царем. Надо, чтобы сейчас, вот сейчас он пренебрег честью и тем нанес оскорбление всему Хайру, и чтобы это стало всем известно, и нашелся свидетель. Тогда ему конец. Если же теперь переворошить старые сплетни, мы только Хайру прибавим позора. Надо, чтобы сын рабыни сам опозорил себя, и тогда мы покончим с ним. А когда он будет предан огню, как велит закон, честь Хайра очистится в этом огне. Но все должно произойти быстро. Поэтому ты, евнух, склони его к запретному, немедленно сообщи мне, но ничего больше не предпринимай, пока я не дам тебе знака. Как только мы будем готовы действовать — тогда и должен открыться его позор. Не раньше.
— Я понял все, господин, — поклонился Хойре. В темном коридоре лица были едва различимы, только неживым блеском отсвечивали кое-где краешки золотого шитья на одежде, улавливая слабый свет дальних окон. — Но постарайся найти среди свободных всадников того, кто мог бы его увлечь.
— Кто на это согласится?
— Он все еще прекрасен. Только год назад царевич Эртхаана домогался близости с ним…
— А казнь?
— Обмани, — пожал плечами евнух. — Может быть, кто-то и поверит, что сможет остаться безнаказанным после такого…
— Хотел бы я знать, отчего все-таки он доверяет тебе?
— Хочешь, я скажу тебе, господин?
— Скажи.
— Он сам был дерзким рабом — и я таков. Он был с рождения обречен незавидной судьбе — и я таков. Ему не изменить своей сущности — и я таков. Но это не все, господин, потому что дворец полон невольников, и многие из них — евнухи, а некоторые дерзки, но он отличает из всех только меня.
— В чем же причина?
— У него был невольник, подаренный ему отцом. Тот, что ныне сопровождает государя Лакхаараа на той стороне мира. Их связывала дружба и общность судьбы. Этот невольник был родом из племени… из того же племени, что и я. Вот и все, господин. Поэтому он верит мне.
— Но это всё основания, чтобы я тебе не доверял!
— Напротив, господин! Царь забывает: никогда страж не станет на сторону узника, особенно такого, который отнял у стражей тюрьму и оставил их без дела и без того, пусть малого, почета, который им положен. Наша жизнь теперь лишена всякого смысла, и мы лишены всякой ценности. Все, что нам оставалось — власть над порученными нашей заботе и бдительности, возможность возвыситься, угодив повелителю. Теперь не осталось и этого. Что же остается? Только желать другого повелителя, который будет использовать нас — и награждать.
— Ты корыстен.
— Чего же ты ожидал, господин, от человека моего положения? Разве я всадник, чтобы иметь благородные помыслы? Но, господин, у каждого — своя корысть. Кто-то жаждет править царством, кто-то ночной половиной. Судьба каждого ставит на свое место. Большего мне не надо. Но и меньшим я не удовлетворюсь.
О том, что из этого вышло
Много позже, когда царь, отужинав с сотрапезниками, пришел в ночной покой, он позвал к себе Хойре. Тот, как всегда, оказался поблизости.
— Что угодно повелителю?
Царь сказал:
— Ты обещал сегодня, что приведешь сюда мужчину, если я того пожелаю. Ты можешь это сделать незаметно?
— Я обучен предотвращать подобное, я знаю все хитрости и уловки, которые способствуют достижению этой цели.
— Ты смог бы и сегодня?
— Одно слово повелителя…
— Сделай это.
И сказал, кого он ждет.
И Хойре вышел из дворца и искал в городе, и нашел дом Арьяна ан-Реддиля, и передал повеление царя явиться во дворец, пройдя путями тайными, каковыми проведет его посланный от царя.
Арьян ан-Реддиль, хмурясь, завернулся в плащ и отправился с Хойре. Ночь уже перевалила за половину, когда евнух оставил тайного гостя в крайнем покое, а сам поспешил доложить царю. Не сразу нашел его — в библиотеке.
— Что же ты, — упрекнул Акамие. — Обещал сделать тайно, а оставил его ждать там, где его могут увидеть.
— Все спят, повелитель, — успокоил Хойре.
— Все равно. Надо было вести его сразу сюда.
— Уже веду, — поклонился Хойре. — Но разве повелитель не распорядился приготовить для себя наряды и умащение?..
— Я жду! — оборвал его царь. И, когда Хойре вышел, прижал ладони ко рту и сидел так, а потом принялся торопливо вытирать глаза и щеки, сначала пальцами, а после краями рукавов. Как раз успел.