В сердце тьмы

— Я согласна с тобой, Ситтас, — вздохнула императрица. — На самом деле и Юстиниан так думает. Иронично, не правда ли? В Риме никогда не было императора, который тратил бы столько времени и энергии, проверяя, чтобы налоги справедливо распределялись среди населения, а затем рушил все свои усилия, налагая такое высокое бремя налогообложения, что уже не важно, в равной степени они распределяются или нет.

Феодора махнула рукой.

— Но давайте не будем в это углубляться. Нет смысла. Налоговая политика моего мужа исходит из того же, что и религиозная политика. Обе плохи — и он знает это — но обе требуются для претворения в жизнь навязчивой идеи заново включить варварский. Запад в Римскую империю. Это все, что он видит. Даже Персия едва маячит на горизонте. А малва полностью не имеют значения.

Заговорил Антоний Александрийский:

— Значит, нет надежды, что Юстиниан положит конец преследованиям монофизитов?

Феодора покачала головой:

— Нет. Учтите: он их не поощряет и не подстрекает к ним. Но уверенно смотрит в другую сторону и отказывается отвечать на какие-либо жалобы, отправляемые просителями из провинций. Все, что для него значит, — это одобрение ортодоксов. Их благословение предстоящего вторжения в Западное Средиземноморье.

Антонина заговорила, резко:

— Как я предполагаю, если он слушает Иоанна и Нарсеса — в особенности Иоанна из Каппадокии, — это означает, что Велисарий все еще находится под подозрением императора.

Феодора улыбнулась ледяной улыбкой.

— О, совсем нет, Антонина. Как раз наоборот. Иоанн и Нарсес щедро хвалили твоего мужа. Просто доходили до массовых восторгов. Словно они знают…

Она замолчала и сурово посмотрела на Антонину. Ситтас шлепнул мясистой ладонью по столу. Этот звук заставил всех дернуться.

— Ха! Да! — заорал он. — Он обвел ублюдков вокруг пальца! — Ситтас схватил кубок и наполнил его до краев. — За это надо выпить!

— Ты о чем кричишь, Ситтас? — спросила императрица. Полководец улыбнулся ей, глядя на нее поверх обода кубка с вином. На мгновение лицо исчезло, когда он наклонил кубок и одним глотком вылил в себя половину. Затем одобрительно вытер губы.

— Если они так целенаправленно хвалят Велисария при дворе, Ваше Величество, — вы ведь знаете, как его ненавидит Иоанн из Каппадокии, — это может только означать, что у них есть о нем информация, которая не поступила к нам. А это…

Исчез остаток вина.

— …может быть только доклад из Индии: Велисарий планирует предать Рим.

Он улыбнулся всем в комнате. Протянул руку к амфоре с вином.

— За это нужно…

— Ситтас! — взорвалась императрица.

Полководец выглядел так, словно ему больно.

— Всего один маленький кубок, Ваше Величество. Нет никакого вреда…

— Почему это нужно отмечать?

— О! — Ситтас возобновил наливание вина. — Это очевидно, Ваше Величество. Если они услышали новость из Индии — а я не могу предложить другого объяснения, — это говорит нам две вещи. Во-первых, Велисарий жив. Во-вторых, он, как и обычно, тщательно выполнил свою работу и перехитрил врага.

Он снова поприветствовал всех поднятым кубком.

— А как ты можешь быть уверен, что в докладе из Индии нет правды? — не успокаивалась императрица.

К тому времени, как Ситтас опустил кубок на стол, веселье уступило место спокойствию и безмятежности.

— Беспокойтесь о чем-нибудь другом, Ваше Величество, — сказал он. — Беспокойтесь, что солнце начнет вставать на западе. Беспокойтесь, что рыбы начнут петь, а у птиц вырастет чешуя. — Он презрительно фыркнул. — Если вы все-таки настаиваете, чтобы расстраиваться из-за фантазии, беспокойтесь, что я начну пить воду и рано по утрам делать гимнастику. Но не волнуйтесь, что Велисарий совершит предательство.

Антонина перебила его. Говорила очень холодным тоном:

— Если ты будешь продолжать эту тему, Феодора, то я с тобой порву навсегда.

В комнате воцарилась тишина. Все замерли на своих местах. Несмотря на тесные отношения Феодоры со всеми в этой небольшой группе, было немыслимо угрожать императрице. Этой императрице определенно.

Но именно Феодора, а не Антонина, первой отвела взгляд, когда они гневно смотрели друг на друга.

Императрица сделала глубокий вдох.

— Я… я… — она замолчала.

Антонина покачала головой.

— Не беспокойся, Феодора. Я на самом деле не рассчитываю, что ты извинишься. — Она посмотрела на Ситтаса. — Не более, чем я рассчитываю, что он начнет делать гимнастику.

— Боже упаси, — полководец содрогнулся и протянул руку к кубку. — Мне от одной мысли хочется выпить.

Наблюдая за тем, как Ситтас осушает кубок, Феодора внезапно улыбнулась. Подняла свой и протянула.

— Налей и мне, Ситтас. Наверное, я присоединюсь к тебе.

Когда кубок был наполнен, она подняла его.

— За Велисария, — сказала. — И больше всего — за доверие.

Два часа спустя Феодора закончила ознакомление небольшой группы своих приверженцев со всей информацией, которую собрала Ирина на протяжении последних месяцев в Константинополе. После этого императрица объявила, что собирается идти спать.

— Завтра утром я должна быть в пике своей формы, — объяснила она — Я не хочу, чтобы ваш новый полк крестьян… Как вы их называете?