В сетях интриги. Дилогия

— Постой… погоди! — пыталась отклонить укор Анна. — Сам же ты сказал: врагов у тебя без числа… Хорошо ли, если ещё лишняя причина явится не любить тебя?.. Люди завистливы, Яган! Послушай и ты меня! — совсем нежно, по-матерински заговорила она, собрав остатки сил. — Послушай, милый… Пускай зовётся там кто-нибудь… самый пустой человечек, пусть он регентом величается. А ты его советником будешь… и правь по-старому. Как было… Как скажешь!

Бирон задумался. Предложение, подсказанное любящим сердцем умирающей женщины, заключало в себе много житейской мудрости и государственного такта. Но потом новые соображения пронеслись в упрямой голове лифляндца, и он угрюмо, медленно возразил:

— Пока ты жива… оно бы хорошо… А тебя не станет?.. Да не пугайся уж так этого слова, родная. Думать надо про все… про самое худшее. Ужли за всю любовь и службу мою спасти меня от верной плахи не желаешь?.. А без прямой власти я погиб! Пойми, погиб!.. Пусть не любят, пускай ненавидят, да боялись бы!.. Вот во дворце сейчас бессменный караул стоит: твои верные измайловцы с Кейтом.

Иначе мне и спать бы нельзя спокойно. И тебе тоже… Да невозможно все штыками грозить. А тут, когда сенат, министры все подпишут: «регент Бирон» — и будет так!.. Только пойми ты меня, родная.

— Да подпишут ли?.. Захотят ли?..

— Теперь ещё — подпишут! — совсем угрюмо прозвучал ответ фаворита… — Но… поутру, может, уж не захотят.

Анна поняла, что значат эти слова.

Глаза её раскрылись от ужаса, словно она видела перед собою костлявый облик смерти, вызванный зловещими словами её любимца. Губы совсем побелели, задёргались. С них слабо слетел стон и непонятные слова:

— Господи, вот уж как оно пришло!..

Затем, передохнув, сделав нечеловеческое усилие над собою, понимая всю важность минуты, Анна заговорила почти спокойно и довольно внятно:

— Хорошо… Изготовь указ… принеси… подпишу… Только отдохнуть дай малость… помолиться…

Она закрыла глаза и затихла.

Бирон вздрогнул весь, услыхав такое прямое, твёрдое согласие. Он почти не ждал его и был напуган им почему-то, хотя только и думал, только и стремился к тому, чтобы услышать эти желанные слова. И, словно рассуждая вслух сам с собою, он ласково, почти нежно заговорил, наклоняясь над Анной:

— Ты не бойся, государыня… Я себе не враг! Вот только бы мне себя на первое время оберечь как-нибудь… А там я и скажу той же принцессе: «Берите себе власть. Я не ищу её. Вы с принцем величайтеся, а я служить вам стану по-старому…» На этом мы и помиримся… Видишь, как умно придумано: из врагов — друзей себе сделаю. Я помню старую поговорку: если хочешь получить — дай сперва! Даром — ничего на свете…

Он не договорил. Тяжёлое, громкое дыхание дало знать фавориту, что больная не выдержала напряжения и снова впала в своё обычное полузабытье, полусон.

«Ничего… Пусть передохнет! — решил Бирон, обдумывая усиленно дальнейшие свои шаги. — А эта бумага здесь полежит пока… Пускай придут и помимо меня получат её. Так будет лучше… Надо теперь, пока не поздно, попробовать ещё одно… А завтра… Нет! Не дожить ей до завтра!» — кинув последний взгляд на спящую, решил Бирон и быстро перешёл в соседний покой, отрывисто кинув жене:

— Ступай к государыне… Посиди там! Леди Рондо, может быть, и вы пожелаете! — очень любезно обратился он к англичанке, отдавшей ему низкий реверанс.

Обе женщины поняли, что им надо удалиться отсюда, и поспешно двинулись в опочивальню, прикрывая за собою двойные, тяжёлые двери.

Здесь они, разглядев, что Анна спит, уселись у туалетного столика и скоро обе задремали.

Обе фрейлины ушли туда же по знаку герцога.

Елизавета тоже двинулась было за своими собеседницами, но её остановил голос Бирона:

— Одну минуту, ваше высочество! Мне бы надо было… Я желал… Теперь такой удобный случай…

Обычно решительный и грубоватый голос временщика звучал как-то непривычно мягко; в нём слышались даже почти заискивающие нотки, каких, кроме Анны, никто не слышал у Бирона.

— Герцог желает со м н о ю говорить! — искренне удивилась цесаревна. — Без людей… Не сторонитесь, не избегаете «о п а с н о й» цесаревны… Гм… Видно, что-либо сильно поизменилось на свете!..

— Все осталось по-старому. Только время приспело кой для чего! — уже спокойнее, с обычным достоинством начал Бирон. — Ваше высочество не только чаруете людей женскими прелестями, но и устремляете ум свой в глубину наук. И знаете, что всему бывает своя пора.

— Неужели же моя сестрица призовёт к сукцессии меня, а не малютку-племянника, как дело решено? — живо отозвалась цесаревна. — Не верится что-то… — с насмешливой улыбкой продолжала она. — Хотя ваша светлость и заговорили со мною необычайно любезно.