В сетях интриги. Дилогия

Но вся толпа ещё стояла в нерешимости, словно выжидала ещё чего-то.

Бестужев, опасаясь, чтобы чья-либо случайная речь не разладила так удачно сложившихся обстоятельств, поднялся со стула, размахивая над головою своею бумагой, в которой что-то вписывал быстрым, мелким почерком.

— Ну вот, натолковались! Поладили… И в добрый час. Слушайте теперь, государи мои, что я тут написал в уставе, ниже текста… Вот!.. Слушайте! Кхм… Кхм… «Всемилостивейшая государыня, ваше императорское величество! Мы, верноподданные слуги ваши, — ниже у сего подписавшиеся, — дерзаем представить на державное усмотрение сей устав о регентстве Российской империи…» Целехоньку ночь сидел, сочинял его, государи мои! — не удержался, заявил он горделиво, затем снова стал читать:

— «…империи, при сем прилагаемый…» Вот. Здесь и подписывать можно… Милости прошу!

Положив лист на стол, он огляделся кругом, словно желая отметить в памяти: кто первый приложит руку?

Но толпа замерла. Первым быть не решался никто. Стояли, переминались, поглядывали друг на друга, кивали один другому, приглашая начать, и только жались теснее один к другому, словно хотелось каждому втиснуться в общую гущу, быть там, у стены, позади всех…

Тогда Миних с нескрываемой насмешливой улыбкой протискался через ряды стоящих перед ним людей, быстро подошёл и твёрдой рукой поставил под листом всем знакомую, размашистую подпись: «Генерал-фельдмаршал фон Миних».

И снова отошёл к камину, стал по-прежнему греть тяжёлые свои ботфорты у гаснущего огня.

— Браво! Везде первый! — слегка даже аплодируя, восхитился Бестужев. — Всегда герой!

И, видя, что теперь все устремились к подписи, даже устроив лёгкую давку, поднял руки, возгласил:

— Подождите, господа!.. Графу Андрею Иванычу местечко надобно.

Затем, не без ехидства, подвигая. Остерману чернильницу с пером и устав, сугубо любезно спросил:

— Прикажете, ваше сиятельство?..

— И я умею по-волчьи выть! — отвечая на затаённую насмешку Бестужева, отрезал Остерман и быстро вывел своё имя рядом с подписью Миниха.

— По-львиному больше рыкаете! — постарался обсахарить свою первую шпильку довольный, ликующий Бестужев, уже заранее учитывающий все выгоды, ожидающие его от успеха бироновской затеи. — Лев, истинный лев!.. И слава вам, и хвала!..

Быстро сам подписал лист и отстранился, давая место веренице желающих первыми отметить свои имена в этом акте государственной важности.

— Все! — наконец возгласил он, когда подошёл последний из сановников и втиснул своё имя среди остальных фамилий, неровными рядами покрывающих весь полулист бумаги, совершенно белый за несколько минут перед тем. — Теперь и нести можно… Граф, не пожелаете ли со мною? — очевидно решив не давать покоя Остерману, обратился он к старику.

— Да уж пойду… пойду! — с кислой улыбкой согласился тот, медленно подымаясь. — Поговорка у нас старая: «Сказал «аз» — надо и «буки» досказать!» Только не то с годами обезножел — и слеп я стал… Так уж вы и ведите меня, мой мудрый коллега!.. Того и гляди, я не в ту дверь попаду… не то словцо скажу…

— Все острословите, ваше сиятельство! — поддерживая почтительно Остермана, приятельским тоном отозвался Бестужев. — С вами весело век проживёшь! Хе-хе.

— Весёлому все на веселье… А вот… — останавливаясь почти у порога опочивальни императрицы, сразу серьёзно заговорил старый дипломат, — хоть и плохие у меня глаза… а сдаётся, никого тут, почитай, из сенатских… А из синоду и вовсе нету!

Граф кивнул в сторону тех, кто остался за ними в покое и подписывал челобитную.

— Что же? — словно недоумевая, спросил Бестужев.

— А то же!.. Ну, как попы да сенаторы голос подадут? И не с нами… А по-иному?.. Как тогда, коллега… А?

— Против таких голосов, какие на листе поставлены, разве хто посмеет! — уверенно проговорил Бестужев. — А ежели нужда будет, нынче же ихние все подписи соберу! Весь народ слёзно просить о том же государыню чуть свет станет… Разве не бывало так!.. Надобен глас народный — и раздастся сей глас…

— Как глас Бога!.. Чудодей вы просто, Алексей Петрович! — долгим взглядом измерив его, отозвался Остерман. — Мало я вас знал до сей поры. Только теперь вам цену вижу. Чудодей!..

И он, решительно нажав дверь, первый прошёл в опочивальню Анны, почти не поддерживаемый спутником.

Бирон, увидя входящих, разглядев бумагу в руках Бестужева, сразу понял, что победа на его стороне.

Первым делом он кинулся к столику, в рюмку воды накапал двойную дозу лекарства и, стоя с ним наготове, негромко, но внушительно обратился к Анне, продолжающей мерно и тяжело дышать в своём полусне:

— Государыня… вот… пришли… Граф Андрей Иваныч и Бестужев. Важные дела. И время принимать микстуру вашему величеству. Государыня!

Рюмка была поднесена почти к самым губам больной. Знакомый запах лекарства и голос фаворита вывели её из забытья.

— Пи-ить… Да!.. Давай…

Опорожнив рюмку, она слабо закашлялась, но сила двойной порции лекарства сказалась быстро. Оживляясь, она повела головою и спросила:

— Ты что-то говорил сейчас, Яган, кто пришёл?

— Пришли с бумагою для подписи, государыня…