В сетях интриги. Дилогия

Миних, чувствуя на себе пытливый взгляд Бирона, посмотрел на него открыто, прямо, понял, что отмалчиваться дальше невозможно, и медленно, веско заговорил, повернувшись от камина к столу вместе со своим тяжёлым креслом.

— Что же… Правду должен и я сказать: отец принцессы мекленбургской сейчас же в наши дела мешаться начнёт, если принцессу Анну Леопольдовну назначим правительницею… И он поссорит нас с императорским венским двором, что будет весьма безвыгодно. Знаем мы его характер, что он за человек!.. Приедет сюда к дочери, к правительнице, и нам всем головы поотрубит! Теперь… что принца Антона касаемо… Вот был он со мною в двух кампаниях… А я и не знаю: рыба ли он или мясо?..

Бестужев, как только уловил смысл первых слов Миниха, понял, что Игра Бирона выиграна, и стал осторожно расправлять на столе добытую из кармана бумагу. Едва умолк Миних, он заговорил:

— Ну, конечно! Какой там принц Антон!.. А нрава его светлости, герцога курляндского, хто не знает. Для своих — отец родной и благодетель. Мы его друзья. А он уж нас не забудет. Лишь бы её величество согласие изъявила… Вот я тут, на всяк случай, и устав о регентстве начертал, по былым образцам… и по западным установлениям… Чтобы дело скорее то пошло…

Все переглянулись, как застигнутые врасплох.

Остерман, даже забыв о своей притворной хвори, живо взял бумагу и привычным взором дельца пробежал крупно начертанные, красиво выведенные чьей-то искусной рукой чёткие строки.

— Уже… устав!.. — бормотал он, скользя по листу глазами. — Дельно… довольно дельно… Изрядно изложено.

И передал бумагу другим.

Все поочерёдно, кто быстрее, кто повнимательнее, ознакомились с немногословным уставом, решающим судьбу большой империи на много лет вперёд.

Бирон, видя, что дело налаживается, едва сдержал вздох облегчения и только следил за министрами, поочерёдно читающими решение его судьбы, словно желая подогнать каждого взором.

Неожиданно с конца стола прозвучал вразрез общему настроению голос Трубецкого, который сидел до сих пор молча, с хмурым лицом.

— А не позвать ли нам ещё генералитет да господ сенаторов из того покоя? — предложил он, словно желая хотя немного оттянуть неприятное ему решение. — Там не малое число собралось всякого звания. Лучше, если больше нас будет…

Предложение генерального прокурора, то есть министра юстиции в империи, нельзя было обойти. Но Бирон и не видел в этом ничего для себя опасного.

— Я сейчас прикажу! — охотно откликнулся будущий регент. — Либо нет!.. Алексей Петрович! — обратился он к тому же неизменному приспешнику своему, Бестужеву-Рюмину. — Вы сами позовите кого там следует… по чинам и рангам… А мне бы пока… Андрей Иваныч! — обратился он к Остерману, затем обернулся к Миниху: — И вы, дорогой фельдмаршал, сходим за сукцессорским указом к её величеству, чтобы времени не терять… Заодно и господам министрам свободнее будет толковать обо мне — без меня!.. Ха-ха… А я, — сразу принимая серьёзный, взволнованный вид, заговорил он на глубоких нотах, — я — как ваша воля будет!.. Как Бог укажет, так и поступлю… Прошу!..

Он быстро первый пошёл к дверям опочивальни, Миних двинулся за ним. Бестужев поспешил в соседний зал, где собрался генералитет и высшие чины, исполнять поручение Бирона: отобрать и привести на «совет» самых подходящих людей.

Остерман, поняв, что дело кончено, не двинулся со своего дивана. С самой жалкой миной стал он потирать свои колени.

— О-о-о-х… Идите уж без меня… Ноги штой-то не слушают!..

— Да! — остановился уже на самом пороге Бирон, окинул колючим взглядом старика, но сейчас же любезно обратился к князю Трубецкому: — Тогда вас прошу, господин генеральс-прокурор!..

— Иду-с! — довольный отличием, быстро поднялся тот с места.

Все трое скрылись за дверьми опочивальни.

Сейчас же Остерман, не владея больше своим затаённым волнением, поднялся и совершенно твёрдыми шагами стал мерить покой от окна до камина. Такое внезапное исцеление «обезноженного» старика не удивило окружающих, которые о чём-то тихо толковали, сидя на местах вокруг стола.

В спальне императрица Анна, проснувшаяся незадолго перед появлением Бирона и Миниха, лежала по-прежнему неподвижно, высоко приподнятая в подушках, и слушала забавную болтовню леди Рондо, которая усиленно старалась занять больную, сообщая последние новости из жизни петербургской знати. Герцогиня Бирон почти ничего не говорила, только кивала маленькой, красивой головой, сидящей почти без шеи на неуклюжем, ожирелом теле, да таращила добрые большие глаза, напоминающие глаза молодой телки.

При виде входящих дамы встали и отошли от постели.

Анна приветливо закивала головою, заметно оживилась, первая приветствуя посетителей:

— А!.. Здравствуйте оба… Проведать пришли… Мне словно бы полегче…

Она протянула Миниху и Трубецкому руку для поцелуя.

— Видите, чай: руки тёплые. Озноб-то прошёл этот нестерпимый, прежний… Скажите всем там: легше мне!..

— Хвала Богу сил! — искренно порадованный, отозвался Миних. — И вторую радость Он земле послал, ежели не ошибаюсь. Его светлость вот сказывал — указ о сукцессии ваше величество изволили апробовать…