Всего за три года восемьдесят штук убил. Лопата у меня специальная есть – змеебой называется. И за эти годы не то чтобы смирился с ними, бояться перестал – нет. Как-то понимать их стал, что ли. То, что нужны они тоже для природы, красивы даже. У меня они трех окрасок в основном – черные, серые, коричневые. Правда, этим летом одну ярко-оранжевую видел, маленькую, аж залюбовался. А приятель мой встретился неподалеку, в лесу, с огромной – больше метра длиной и толщиной с мужскую руку. Она даже убегать не стала, а к нему поползла, шипя угрожающе. Чувствовала свою силу. Он убивать ее не стал, прыгнул только очень далеко. Вот тебе и север.
Коля же все хихикает:
– Такая наша северная жизнь. Комары да птицы, звери да змеи.
Но советом помогает по-прежнему:
– Ишь, – говорит, – прорва какая. Ты еще попробуй по осени керосином их норы пролить, старики карелы так делали. Да траву по весне сжигай обязательно. Только осторожно – ветер выбирай, чтобы от леса к озеру. Да встречный пал сначала пускай, потом уж основной. Да пара-тройка людей чтоб в помощниках была обязательно, с ведрами и лопатами. А то – не дай бог. Но сжигать траву обязательно нужно. Глядишь, и клещей не будет, и змей окончательно победишь. Хотя как знать, как знать…
И уж потом, на вопрос мой о защите дома да бани от них, чтоб не залезли, опять с карельской усмешкой своей:
– Да не боись, не полезет она, где духом человечьим пахнет. Да и щели забьешь понизу досками. Змея – она тебе не крокодил ведь. Дерево зря грызть не будет…Попривык я, попривык. И брачных игрищ их насмотрелся, и выходов змеенышей. И того, как однажды голова с коротким обрубком туловища долго, несколько часов ползла ко мне, чтобы отомстить и сохранить честь. Трудно в этом признаться, но даже почти полюбил их, где-то очень глубоко внутри. Потому что увидел однажды, как, испугавшись меня, из клубка вывернулась самочка и побежала вдоль берега. А вслед за ней бросились четыре разгоряченных, но тоже испуганных самца. А один, самый робкий, ринулся в другую сторону. Но быстро очухался, любовь сильнее страха смерти, и перед самыми моими огромными сапогами соскользнул вслед за остальными, боясь опоздать…
Как рассказывал мне однажды мой друг, писатель и охотник:
– Знаешь, я очень люблю зверей. Наблюдать за ними, изучать. Убивать их. Есть их очень люблю. Разговаривать с ними…
Единственно, еще хуже я стал относиться к людям. К одной неприятной категории. Которые на словах стали очень радеть за моих змей. Жалеть их. Говорили:
– Ну как же так. Это же все живые существа. Нельзя их убивать. Нужно косить траву, прогонять мышей. Они тогда сами уйдут.
Я им отвечал тогда:
– Мол, приезжайте, жалейте, любите, ловите и отпускайте в лес.
– Нет, мы боимся сами, зато знаем, как правильно. И постоим в сторонке, благостные.
Не люблю таких. Есть в них какая-то изначальная, глубокая ложь.
Зато сам, после долгих уже лет, знаю – никто никуда по своей воле не уйдет. Жизнь жестока, а смерть и любовь – две рядом стоящие вещи. Да и какой же рай без змей…