Все это я почему-то быстро вспомнил, когда совсем близко к машине подошел. Где час назад ходил – смотрю, мох весь выдран, метров на трех квадратных. И зверем пахнет. А я за грибной охотой и песни петь забыл. Забыл, что Коля говорил: смотри, осторожнее там, Миша ходит. Тут уж я запел во весь голос, мол, люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново. Лес очень удивился моему ору, покачал головами сосен, ухмыльнулся. Никого я поблизости не заметил, прыгнул в машину, благо рядом была, и поехал в деревню в сильных и благородных чувствах. А на заднем сиденье важно покачивались два огромных ведра с отборными боровиками.
Пора, наверное, Колину внешность описать. А то все словечки да внутренний мир. Прибаутки разные. Ехали как-то зимой на рыбалку, в лютый мороз, под тридцать градусов было. Он и говорит:
– В прошлом году в такой же мороз тещу хоронил.
– Тяжело, наверное, было, – я рулю, но разговор поддерживаю.
– Еще как, землю кострами грели да ломами долбили. Да камни огромные ковыряли – то-то радость, – как-то не очень много трагизма в его голосе. В этом весь Коля – неожиданный. Вроде про печальное, а сидит, усмехается своим мыслям: – Глубоко маму закопал. Не выберется теперь…