В шаге от бездны

Колонна нашей техники вышла к тому карьеру не задолго до темноты. Первое, что я увидел — тела. Много тел. Мёртвые лежали у дороги, вдоль проволочного забора вокруг административного здания, двухэтажного, с плоской крышей, на которой я заметил импровизированный наблюдательный пункт. Раздвижные ворота ограды покорёжены. Большой грузовик, со сгоревшими покрышками и пятнами копоти, уткнулся в стену бетонной будки, находящейся за ними. Возле него два обгоревших тела. Видимо, водитель и тот, кто сидел рядом. Они протаранили ворота, прежде чем их подожгли. На площадке перед зданием стояло десяток машин, и легковые и внедорожники, даже дом на колёсах, подобный я видел в детстве, в нём жила семья моего товарища, мы вместе ходили в школу. Машины изрешечены пулями, местами повреждены огнём. Среди них также тела — все в гражданском. Не военные.

В самом здании на первом этаже, мы нашли ещё больше погибших. Я видел детей и женщин. Многие находились в почерневшей от огня комнате, среди самодельных кроватей, столов и спальников, расстеленных на полу. Тут же были их вещи и одежда. Они задохнулись от дыма. Сложно понять кто, нападавшие или защищающиеся, а может, те и другие использовали самодельные зажигательные гранаты, что-то наподобие ёмкости с горючим и фитилём, поджигаемым перед броском, одна из таких штук угодила в окно и подожгла находящиеся в комнате тряпьё, от него вспыхнуло всё остальное… Наверное, так и было. Или почти так.

Мы обошли все строения и округу. Насчитали тридцать восемь тел.

— Кто это сделал и почему?

— Откуда мне знать?! Мне уже осточертела эта планета и эта операция. Надоело… Может, это сделали повстанцы, может одна группа гражданских, укрывшихся здесь, не впустила, послала к чёрту или отказалась делиться припасами с другой группой, таких же как они… Не знаю. Мало ли кто. Война шла уже давно, и в этом безумном котле всё перемешалось. Правительственные войска, союзные колонии, сопротивление, гражданские, поддерживающие нас, гражданские поддерживающие восстание… гражданские никого не поддерживающие… мародёры и беглецы… Там всех хватало. Это вам не грёбаная шахматная партия, где есть белые и чёрные, не конфликты прошлого, где исполненные гордости и чести, посвятившие всю свою жизнь войне рыцари, в честной схватке решали кто достоин победы, а мирное население с равнодушием наблюдало со стороны исход боя, понимая, что их жизнь останется прежней, кто бы не взял верх… Новый Пекин — это не две стороны и не благородство и не честь.

Много людей не пожелало ни остаться лояльными Метрополии, ни кинуться в объятия союзных колоний. Они спасали себя… и свои семьи. Возможно, на их месте я поступил бы так же. Их бросили. И они никому не доверяли. Ни нам ни Сопротивлению. Решив уйти подальше от заварушки, они надеялись остаться в стороне, но там где нет сторон — нет и законов, а беззаконие порождает произвол, за которым следует жестокость и стремление к выживанию, даже за счёт других.

В послевоенных докладах вы найдёте примеры так называемых военных преступлений, совершённых обеими сторонами. Но как классифицировать убийства одних гражданских другими гражданскими? Об этом вы думали?

— Мы никогда не узнаем…

— Мы никогда не узнаем, сколько деревень и городов вычистило Сопротивление. Сколько одурманенных подростков сдало своих же родителей этим фанатикам. Скольких они обвинили, приговорили и казнили за лояльность Метрополии. Вот это мы не узнаем. Как и в скольких местах население искало пристанище и безопасность, как они выживали и чем кончили. Уверен им было бы что рассказать о человеческой сущности. Те, найденные нами тридцать восемь человек, поведали, если бы могли о милосердии и правде.

— Вы считаете, что правда была на вашей стороне?

— Я лишь выполнял приказы.

— Другие скажут то же самое — «выполнял приказ».

— И будут правы. И я их пойму. Лишь бы молчала собственная совесть. Если она есть.

Я сверяюсь с заметками в своём блокноте.

— Тот человек — Джейк, спасший вас. Он ещё одна сторона?

— Ааа… Это… Можно сказать и так. Я называл их «слепцы». Они иногда попадались среди фанатиков Сопротивления. Некоторые считали их трусами и дезертирами, спасающими свою шкуру, но я видел в них другое — разочарование. Нет, не войной и смертью, не ужасами конфликта. Нет. Такие, как он прозрели, увидели, куда их завела слепая вера в бредовую идею о равенстве и братстве. Они не испугались и не открестились от восстания. Они вдруг поняли, что воюют и ненавидят людей ничуть не лучше и не хуже их самих. И разум подсказал им простой вопрос… «Почему»? Тот, кто не нашёл ответа, стал «слепцом». Я видел, как это происходит.