Лицо планеты представлялось чересчур переменчивым и непостоянным. Если Аккаду требовались сотни тысяч лет, чтобы один лес сменился на новый, то тут хватало нескольких тысячелетий, а иногда и пары веков: и на месте озера селилась пустыня, пустыню мог укрыть лёд, лес исчезал, уступая полям, а равнины вскоре устилались молодыми деревьями. За те годы, что Энлиль и Энки провели на голубой планете, они стали свидетелями многих таких перемен. Изначально друзья ещё пытались вести счёт времени пребывания здесь, но периоды оборота голубой планеты вокруг своего солнца сильно отличались от периодов главной планеты Сеннаара. И хоть их череда давно перевалила за тридцатую сотню, обоим казалось, что по меркам Аккада они не провели тут и четырёхсот лет.
События вторжения, когда Сеннаар прекратил своё существование, всё больше отдалялись от друзей. Первые дни после катастрофы позабылись полностью, остались только смазанные ощущения и чувства. Резкое перемещение с Аккада вызвало частичную потерю памяти, дезориентацию, и многие десятилетия после Энлиль и Энки по крупицам восстанавливали воспоминания. Это не мешало им путешествовать по шести континентам. Технологий на планете не существовало. Она действительно была ещё не запятнана последствиями прогрессов каких-нибудь достаточно развитых рас, и выбраться с неё с их помощью оказалось совершенно невозможно. Встречавшиеся друзьям народы вели племенную жизнь, в основном кочуя с места на место. Самые высокие из них не дотягивались и до пояса наёмников, их кожа, глаза и волосы часто отличались в зависимости от регионов материков, но в общих чертах эти косматые и небритые народы оставались похожими на илимов.
Умом аборигены не выделялись. Существовали две реакции, которые вызывали в них Энлиль и Энки: страх и поклонение. Одни народы усматривали в пришельцах только угрозу, убегая либо пытаясь уничтожить, другие также в основном боялись, но начинали при этом боготворить двух необычных, высоких и сильных незнакомцев. Они видели в них кого угодно: идолов, духов, огромных великанов, богов, но не были способны заметить практически ничем не отличавшихся от них самих кочующих, не знающих своей дороги путников.
За долгие годы странствий друзья полностью адаптировались к переменчивым нравам голубой планеты. Память возвращалась к ним, и теперь многое из того, что вновь осело в их головах, оба предпочли бы забыть. Но оставшиеся навыки оказались полезными. Доступные в период совершенства способности, утраченные после возврата к смертному состоянию, в малых порциях постепенно проявлялись в друзьях. Их проявления были ничтожно скупыми, но оба были рады и такому наследству. Они старательно тренировали в себе следы этих способностей: умение общаться без слов, поверхностно чувствовать мысли других, отчасти понимать эти отдалённо напоминавшие речь звуки, влиять на настроения развитых народов, понимать разумных животных, иметь ускоренную реакцию, силу, скорость, ощущать пространство – всё это представлялось неоценимым даром в подобных глухих и опасных местах.
Не утратив ещё надежды когда-нибудь вырваться с этой планеты, оба тем не менее осознавали, как малы были их шансы улететь отсюда и разыскать Вселенную, где сейчас обживался их народ. Но понимание своего положения ещё не давало им отчаяться. Их телепатических навыков едва хватало на самих себя. Не получалось дотянуться мыслями даже к соседней планете, не говоря уже о других мирах. Друзья множество раз пытались достучаться до стоявшего за Жёлтым солнцем высшего существа. Правда, то ли их голоса были невнятны и слабы, то ли обладатель светила не счёл нужным откликаться на писк каких-то насекомых, но ни ответа, ни помощи наёмники так и не получили.
Между тем жизнь вошла в определённый ритм и текла своим чередом. Они не планировали оставаться подолгу на каком-то одном месте. Переменчивая планета всегда удивляла путников в их странствиях, в движении был хоть какой-то смысл, но однажды, после длинного и опасного перехода через пустынные края, оба прельстились красотой небольшой равнины. Её замыкали межу собой две величественные реки, даря этим территориям плодородие, красоту, уединённость. Населявший те края народ на порядок опережал остальные расы, он формировал первое подобие племенного осёдлого быта, в нём уже были излишества, обозначались границы в обществе и деятельности. Это не говорило о нём, как о развитом, скорее – как о ступившем на путь развития. Да и появление Энлиля и Энки они восприняли иначе, без подлинного страха и все затмевающего фанатизма, хоть и нарекли их богами, увязав тех с какими-то основами своей первобытной религии.
Друзья остались жить среди них, не заметив, как постепенно сами привязались к этим существам. Короткие годы потекли подобно двум неумолимым рекам, планета проживала столетие за столетием, на глазах Энлиля и Энки сменялись поколения. Постепенно они частично передали им свой язык, и пришёл черёд времени, когда рождавшиеся дети сызмалу знали только аккадскую речь, совершенно не ведая о примитивном языке своих предков.