– Перестань!.. Не хочу такое даже слышать!
– Тогда даже не знаю, – сказал Фраерман серьёзно. – И даже шеф молчит, только бровями двигает. Разве что чип вставлять только тем, кому иначе никак? Силовикам, хранителям государственных тайн и всяким там банкирам с большими деньгами, что непонятно, как у них оказались. Я сам вот ещё не решил для себя, хотя преимущества чипирования огромные… но чреватые в личном плане. Для карьеры хорошо, а вот для дома и семьи, гм…
Некоторое время ели молча, уставившись в тарелки. От других столов доносятся весёлые голоса, иногда смешки, там явно не заморачиваются, что ждёт мир, когда отладим пятый вариант.
Я подумал мрачно, что по своей натуре люди привыкли решать проблемы, когда те уже со всех сторон с вилами в руках, но в нашем случае это такой удар по обществу, что как бы Константинопольский ни оказался прав, требуя нас посадить в психушку.
– Придётся принять, – сказал я через силу. – А что делать? В новинках всегда есть тёмная сторона. Всё же полезного больше, потому у нас электричество, компы, интернет, мобильники, хотя и бурчим, что народ глупеет. Ну и пусть глупеет, это его право!.. Но мы-то не глупеем? Нам это только помогает?
Он соседнего стола к нам повернулся Фауст, сердитый и взъёженный, сказал резко:
– Мы и есть народ!.. А там толпа.
Он отодвинул тарелку, ухватился обеими руками за чашку с кофе, как за спасительный якорь. Глаза сердито сверкают, готов огрызаться, хотя сказал истину, которая ещё не дошла до общества. Мы и есть народ, а там толпа, мнение и желание которой не должны приниматься во внимание.
– Не должны, – подтвердил Влатис со вздохом, словно прочёл его мысли. – Но это поймут, когда… когда тряхнёт почище землетрясения. У нас иначе не бывает! Мы же люди.
Фраерман пробормотал:
– Скорее бы квантовые компы…
– Нейролинк четвёртого уровня нужно будет принять, – сказал я, – не по необходимости, а убедить себя, что без него нет прогресса. Иначе жизнь превратится в ад с постоянным ломанием себя и своих чувств.
Влатис буркнул:
– Но приняли ж… свободные отношения женщин. И ревности нет, кто бы подумал.
Нет, повторил я про себя. В нашем обществе ревности уже нет места. По экономическим причинам, миром же рулит экономика. Есть какие-то тёмные отголоски мохнатого звериного прошлого, но это так, именно отголоски. Сейчас из-за ревности разве что поморщатся, да и то самые чувствительные и самовлюблённые, а когда-то ревнивцы убивали, топили, душили, а кто-то и сам убивался, такие вот были красивые и возвышенные дураки.
– Нет, – согласился Фраерман, – просто о ней уже не думаем. Но с нейролинком вязка твоей жены или дочери с посторонними будет… ну, скажем, выныривать во всех подробностях, как ни закрывай глаза.
Влатис набундючился, сказал с неуверенностью:
– Нейролинк четвёртого уровня сделают обязательным только для чиновников высшего ранга!.. И для правительства. А это горстка. Остальные, которым есть что таить, попадут в категорию мусора. У нас гуманное общество, мусор не выбросят, не утилизируют, а позволят дожить в виртуальных мирах, где они цари и короли. Или удачливые любовники, которым нет отказа. А новое поколение будет рождаться уже с чипами… В смысле, им будут вставлять в родильных домах или в детском саду. Чтоб другой жизни не знали изначально. И всё будет путём. Человек ко всему привыкает!
– Мы, – сказал я, – и есть новое поколение. У нас ещё нет чипа в мозгу, но место уже готово!
Глава 5
Я не интересовался у Ежевики, как так у неё дела, могу отслеживать по смартфону её огонёк, а если сильно позумить, то и фигурку с высоты одного из барражирующих над городом дронов или автомобиль, в котором едет или чем-то занимается.
И всякий раз, когда смотрел, либо едет к Константинопольскому, либо уже в его квартире.
В институте старательно обходил участок, где она работает за столом и с приборами, но сегодня она нарочито вышла мне навстречу, чистенькая и ясная, взглянула вопрошающе и с некоторым удивлением.
Я с усилием растянул мышцы лица в улыбке, деревянно кивнул и прошёл было мимо, но она спросила в спину:
– Могу спросить, как дела?
Я повернулся, посмотрел в её лицо. Вроде бы мелькнула тень некоторого смущения, самая малость, но смотрит всё так же ясно и внимательно.
– Нормально, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – С опережением, чем гордимся.
Она спросила быстро, быстрее, чем требовалось:
– А кто помогает?
– Фауст, – ответил я. – Влатис, Антолий, Бер… Да все, сама знаешь.
– А Виолетта? – спросила она.
Я кивнул, ещё не врубившись в суть её вопроса.
– Да, и она тоже.
– Она хороша?
– Хороший молекулярщик, – ответил я, – карту гипоталамуса видит, как никто.
Она повторила:
– Нейрокортекса?.. Значит, она знает…
Я видел, как она замолчала, подбирая слова, пришёл на помощь:
– Куда вставлять электрод Мёбиуса?.. Да, хорошо знает, как попасть в нужное место, не задев остальные… Извини, вон Анатолий машет, что-то случилось.