— Японское командование получило довольно полную информацию о положении в Приамурье и вдоль всей границы с Маньчжоу-го.
— О да! Но информация касается частностей.
— Из частностей надо уметь складывать целое.
— Не складывается. Мы не видим всей картины.
— Какой именно картины?
— Над которой трудится штаб Дальневосточной армии.
Молчание. Корреспондент, видимо, задумался:
— Вас интересует оперативный план?
— Именно.
— Такого плана нет, господин Кумазава.
— Как нет? Вообще нет или у вас нет?
— Ни у меня, ни вообще. Он только разрабатывается.
— Мы подождем… Мы готовы…
Снова молчание. Стук отодвигаемого кресла
— Японское командование очень упрощенно представляет себе положение дел. И мое положение в том числе. Я не командующий армией и даже не начальник штаба. Оперативные планы — секретнейший документ, с которым знакомятся только непосредственные исполнители приказа.
— Мы понимаем…
— Видимо, недостаточно. Вы хотите читать то, что не читают даже командиры дивизий.
— Нас вполне устраивает ваша осведомленность.
— Она ограниченна, господин капитан.
Шаги. Кто-то ходит по комнате. Видимо, Корреспондент.
— Японское командование рассчитывает на вас.
— Я не могу.
— Это очень печально.
Опять шаги. Медленные, с остановками
— Большой риск…
— Мы за все вознаградим. Я уполномочен принять любые ваши условия. Любые…
Шаги прекратились.
— Пятьдесят тысяч долларов!
— Как?!
— Пятьдесят тысяч… Причем сумма полностью переводится на мой счет в один из швейцарских банков, и я получаю официальное подтверждение этого.
Кумазава молчит.
— Вы способны принять это условие, господин капитан?
— Да!
— И еще условие.
— Какое?
— Вы предоставляете мне малогабаритную фотокамеру и пленку высокой чувствительности.
— Камера будет. Теперь наши условия. Командование желало бы установить со своим Корреспондентом прямую связь, минуя посредников.
— Еще?
— Ваше имя, фамилия и должность?
— Еще?
— Все…
— Относительно прямой связи. Она исключается. Я не хочу и не имею права расширять контакты. Мое доверие распространяется только на Сунгарийца и на нем оканчивается. Исключение, допущенное сегодня по настоянию японского командования, явление чрезвычайное и никогда и ни при каких обстоятельствах не должно повториться. Вы поставили меня в опаснейшее положение, чреватое катастрофой.
Теперь об имени, фамилии, должности. У меня нет имени, нет фамилии, нет должности. И никогда не будет! Открыв тайну вам, я открою ее этим штабу Квантунской армии и даже генеральному штабу Японии. И нет никаких гарантий, что доверием моим не злоупотребит одно из должностных лиц. И тогда я буду потерян и для вас и для себя. А мне не хотелось бы так быстро расстаться с жизнью. Просьба сделать вклад в один из швейцарских банков говорит об этом…
Вы видели меня, вы говорили со мной, и этого достаточно пока для генерального штаба. Важен не я, а мои услуги.
— И еще один вопрос. В случае возникновения военных действий на Дальнем Востоке кто из известных вам и нам военачальников мог бы руководить советскими войсками?
Пауза.
— Все зависит от масштаба этих действий.
— Благодарю!
В ночь с 22 на 23 мая Сунгариец передал на связь фотокопию «секретного приказа» по ОКДВА.