В шесть вечера в Астории

— Пока нет, — без тени смущения ответил Крчма. — Но ваша шапочка меня заинтриговала: теперь думаю этот пробел восполнить.

— Рекомендую. Только не берите в библиотеке — это мне ничего не даст. А купите — получу пятнадцать крон и закажу лишнюю рюмочку, — громко пошутил Тайцнер. Камиллу показалось, что Валиш немного стыдится его. Самому же ему этот балагур, как ни странно, становился симпатичным.

Крчма оглядел зал; табачный дым заметно сгустился.

— Сдается мне, твое заведение скоро переплюнет старую славную забегаловку Тумовку, — наклонился он к Камиллу. — Сразу три литератора за одним столом…

— Четыре, — сухо заметил Валиш.

— Пожалуй, эта забегаловка уже давно ее переплюнула, — сказал Тайцнер; Камилла бросило в жар от стыда: он так далек от дел отцовского заведения, что даже не знает, какие компании — и, между прочим, компании его круга — сходятся в их погребке.

— Откуда четыре? — с опозданием спросил Тайцнер.

— Мой друг Валиш великодушно, но незаслуженно в число литераторов включает и меня, — произнес Крчма.

— Почему незаслуженно? Франтишек Крчма: „Отзвуки Робера Десноса в чешской поэзии“! А рецензии, а статьи? Да из них могла бы уже получиться книга!

Но Крчма только рукой махнул.

Тайцнер, сосредоточив взгляд на косматых, ни разу не стриженных бровях Крчмы, ненадолго задумался.

— Если вы четвертый, то кто третий? — спросил он.

— Пан Герольд.

— Извините, я только позвоню и вернусь, — поднялся Валиш.

— Зачем выходить на улицу, можете позвонить из нашей конторы, — Камилл кивнул официантке, чтобы проводила гостя. При этом он опять взглянул на часы, а потом на двери.

Тайцнер отхлебнул изрядный глоток, выкатил на Камилла и без того выпуклые глаза, какие бывают у людей с базедовой болезнью, и ткнул его в грудь толстым пальцем.

— Так это молодой Герольд, черт побери, и дал же я маху! — чему-то радуясь, выпалил он. — Представляясь, собственного имени не слышу, не то что чужого! — Он слегка наклонился, чтобы лучше видеть стихи Камилла, которые лежали перед опустевшим местом Валиша.

— Из творчества Камилла Герольда, — придвинул ему Крчма оба листка.

— Почему вы не пишете что-нибудь стоящее, я имею в виду прозу? — читая, пробормотал Тайцнер.

Официантка, поняв кивок Камилла, поставила перед Тайцнером еще бокал.

— Но я не заказывал… Камилл поднял свою стопочку:

— За ваше здоровье.

— Скуль, — произнес Тайцнер.

Он читал, громко отфыркивался, пепел с его сигареты падал на стол, на брюки…

— С кого это вы списали? — спросил он с превосходством своих тридцати пяти лет. — Ведь это прямо из „Пятидесяти двух горьких баллад“…

— …нашего пана профессора, — с улыбкой ответил польщенный Камилл.

Тайцнер, ничего не понимая, снова отхлебнул из бокала.

— Эти паршивцы в школе прозвали меня Роберт Давид, — объяснил ему Крчма. — Их класс — сборище безбожных нахалов.

— Почему?

— Теперь я могу в этом признаться, — ответил за Крчму Камилл. — В своих увлекательнейших лекциях по чешскому языку пан профессор, о чем бы ни говорил, всякий раз возвращался к вышедшим тогда балладам Роберта Давида… — Камилл выпил виски, и впервые это понравилось ему (по правде говоря, виски он не любил).

Вернулся Валиш.

— Читал? — ткнул Тайцнер в рукописные листы.

— Читал.

— Что скажешь? Валиш промолчал.

Скандинавское застольное пожелание здоровья.

— Это бесподобно! — закричал Тайцнер, словно заполнить возникшую паузу. — Еще один игрок в дурачка! „Мы ведем бой за каждый новый талант!“ — передразнил он напыщенный слог газетных статей. — Но если серьезно: ведь именно сейчас, после войны, мы закладываем основы совершенно новой чешской литературы! Жаль, что вы не пишете прозу, стихи мы не печатаем…

Камилл насторожился, а за ним и Крчма. Тайцнер заметил это и снова выпил.

— Изволите ли знать, я поставляю материалы издательству „Кмен“. Работаю у них внештатным рецензентом.

— Еще в третьем классе гимназии у Герольда проявился талант к прозе, — Крчма выразительно глянул на Камилла: не вздумай опять из скромности возражать, растяпа!

Тайцнер покосился на часы.

— Мне уже давно пора. Счет!

— И мне, — попросил Валиш.

У столика появилась официантка:

— Все оплачено, господа.

Тайцнер одобрительно кивнул кудрявой головой, Валиш смущенно поблагодарил Камилла. Попрощались. Тайцнер, еще не выйдя за дверь, напялил свою смешную шапчонку, из тех, что некогда защищали солдат от жаркого солнца пустыни. Быть может, он хотел произвести впечатление бывалого партизана, каким на самом деле никогда не был? Теперь, после войны, это в моде.

— Как что напишете — дайте знать, юноша, — снисходительно хлопнул Тайцнер Камилла по спине, словно ему самому за пятьдесят. В дверях он столкнулся с дамой, но в своих высоких шнурованных ботинках двигался как танк— и даме пришлось уступить.

Камилл все косился на часы и, нервничая, оглядывался на вход.

— Ждешь кого-нибудь? — спросил Крчма.

— В общем-то… уже и не жду.

Короткая пауза. Именно сейчас Камилл особенно остро почувствовал: этот человек желает ему удачи. Во всем.