В шесть вечера в Астории

— Ваши слова чрезвычайно лестны, однако из всего букета я заслужила разве что половину одной розочки да два шипа — последние за те мучения, которые, редактируй, я невольно причинила вам. В остальном вся заслуга — ваша, и только ваша.

— Вы меня не разубедите. Говорят, правда, что автор сам себе лучший критик, но именно поэтому он лучше всех знает, без чьей помощи ему не дотянуть бы вещь до успешного завершения.

Руженка расправила в вазе букет — он заслонил от нее лицо Камилла, на котором словно отразилась желтизна роз. О, сладость мелких триумфов! Если уж ты, приятель, столь неудачно (для меня-то — удачно!) попал сюда сегодня, придется тебе испить и ту капельку полыни, которую все эти люди невольно подмешивают в твое вино…

Тайцнер, как хозяин празднества, обходил гостей — видно, старался наверстать то, что упустил, задержавшись для обязательных бесед с официальными лицами. Теперь он, как подкошенный, плюхнулся на освободившийся после Пирка стул.

— Вижу, не вымерли еще рыцари даже среди писательской братии! — Он пригнул одну из роз к своему массивному носу; молодой человек, подаривший цветы, подобострастно улыбнулся знаменитой грубоватой сердечности Тайцнера, который отчасти на ней строил популярность издательства, приняв манеру этакого грубияна трактирщика. Только теперь он заметил Камилла и даже, кажется, не вспомнил, что тот вовсе не приглашен.

— Так когда же вы напишете что-нибудь для нас, елки-палки, чтобы мы могли и вам сунуть эти десять кусков в конверте? — с этими словами Тайцнер опустил тяжелую лапу на плечо Камилла, которое заметно подалось книзу.

За стойкой оживленно наполнялись и опускались бокалы, в зале становилось все суматошнее, децибелы нарастали. За соседний свободный столик уселся заместитель министра в компании с двумя старыми прославленными писателями. Увидел Руженку.

— О, солнце этого дома, уделите и нам ненадолго вашу благосклонность!

Пускай эти лестные слова вполне в духе торжества, отказаться я не могу, и мои собеседники поймут и извинят меня. Молодой автор, подаривший цветы, откланялся; Камилл остался наедине с Тайцнером.

— Можно спросить, каковы в вашем издательстве правила прохождения рукописей? — расслышала Руженка уже от соседнего стола негромкий вопрос Камилла.

— Тут никаких секретов нет, спрашивайте! — громыхнул Тайцнер.

— Вы, как главный редактор, читаете все?

Очень непросто одним ухом выслушивать речи трех важных персон, да еще реагировать на них, навострив другое к соседнему столику, а там назревает беда…

— Что вы, уважаемый, разве мне справиться! А на что у меня куча редакторов? — слышит Руженка рокочущий баритон Тайцнера. — Вот то, что идет в печать, — это я, конечно, читаю.

— А больше ничего?

— Еще некоторые спорные рукописи. Бывает, приходится возвращать их авторам, которые нам нужны; на издательском редсовете половина за, половина против, а мне это разгребать… Обожаю такие ситуации, как блох под рубашкой…

Если б можно было хотя бы пнуть шефа ногой под столом, как Пирка! Да только сейчас это уже не поможет…

— …Да, да, товарищ замминистра, я вас слушаю. Спасибо. Ваше здоровье, и чтоб вы по-прежнему хорошо к нам относились!

Который это уже бокал? А ведь эти трое не потерпят, чтобы я смошенничала…

— …Вы спросили, когда я что-нибудь напишу для вас, — улавливает Руженка негромкие слова Камилла. — Я уже так и сделал. Только эта моя работа вас, видимо, не заинтересовала. Понимаю, у вас слишком много дела, и вы не можете все помнить.

— Лучше не напоминайте мне про ваших дочерей Лота, это не пройдет. — Тайцнер снял два бокала вина с подноса проходившего мимо официанта, один поставил перед Камиллом.

— Да нет, я имею в виду мой рассказ из современной жизни.

— Какой такой рассказ?

— «Ночь полярного сияния».

— Да вы о чем, моло… пардон, пан Герольд? Первый раз слышу такой эффектный заголовок!

Ну, вот оно и всплыло. Голову отвернуть этой девчонке, которая притащила Камилла сюда, вместо того чтоб наладить его восвояси!

— …Конечно, товарищ замминистра, вещь Кайзлара действительно хороша и поднимает принципиальные вопросы. Но решающее значение будет иметь его следующая книга: если и она получится удачной, тогда он на коне…

— …Что за беспорядки, Руженка, — ты вернула пану Герольду какую-то рукопись? Извини, товарищ замминистра, что я через твое плечо решаю наши издательские дела…

— Не подумай, Руженка, что я на тебя нажаловался, такого понятия нет в моем словаре, т- сказал Камилл несколько высокомерно; ему было сильно не по себе, в глазах смятение — еще бы, шишка из министерства, один народный да один заслуженный писатель — подобает ли им выслушивать мизерные проблемы какого-то начинающего, да еще даже и не приглашенного…

А ведь это твое извиняющееся выражение, Камилл, мне на руку!

— Да там, товарищ главный редактор, у меня были только некоторые замечания, речь шла о доработке. Но не будем сейчас докучать всем этим нашим дорогим гостям…