В шкафу скелет и крылья

При помощи кофе и умывания холодной водой Юлия восстала. Оседлала табурет напротив и изобразила умытым и смазанным кремами лицом готовность слушать.

– Нам надо выманить убийцу из норы, – бегая фонарями по выспавшемуся, но бледненькому лицу визави, заявила Землероева. – Чего толку сидеть и ждать, пока меня грохнут, а тебя посадят? Надо действовать!

Вдова с задумчивой оттяжкой кивнула – смысл есть. Пожалуй.

– И как ты собираешься его выманивать?

Заметив в Котовой готовность проникнуться блестящим замыслом, Евдокия разродилась текстом:

– Слушай, что я придумала. Ты дашь мне все номера сотовых наших подозреваемых, на каждый телефон я отправлю СМС в стиле «я знаю, что ты делал прошлым летом», гони лаве, короче. Могу даже подписаться, пусть сволочь думает, будто я вспомнила то, чего мне на реконструкции не понравилось, и больше испугается, поверит… Каждому из подозреваемых назначу тайник – одному за батареей на подземной парковке, другому в камере хранения магазина, третьему… В общем, время есть – придумаю. Останется только подождать немного и к вечеру обежать тайники. Чей тайник тот, где деньги, тот и есть убийца. – И задала вопрос, судя по озабоченно нахмуренным бровям беспокоивший ее более всего: – Как думаешь, сто тысяч евро запросить – не много? – И пока слегка ошарашенная изобретательностью жилички Котова не ответила по сути, ораторствовала самолично: – Я вот что думаю… Для Эдика наличка в сто штук евро – запредельная мечта. – Брови насупились совсем серьезно. – А запросить поменьше… как-то не солидно. Богатые люди за свои шкуры выложат и больше… Но Эдик, Валик… Может быть, у Рощина и Стаса по пол-лимона цыганить, а у пацанов штук пять потребовать… Что посоветуешь?

Юля Котова рассматривала Землероеву с непередаваемым выражением на лице. Во взгляде смешались удивление, изучение, недоверие тому, что слышит, крупинка восхищения присутствовала и даже толика вполне материнской нежности. Так смотрят на глупое дитя, решившее построить паровоз из кубиков. Так смотрят на старую собаку, обогнавшую щенков. Так разглядывают зимой неизвестно откуда взявшуюся бабочку.

– И долго думала? – Юля почему-то сочувственно вытянула губы.

– Всю ночь, – с готовностью созналась Евдокия.

– Ночью, Дуся, надо спать. А не измышлениями заниматься.

– Это почему же измышлениями… – Дуся начала приподниматься с табурета.

– А потому. Сядь. Ничего у тебя не получится. Как только на телефоны Котовых и «банды» придут хитроумные сообщения – начнутся созвоны.

– Как это?… Зачем…

– Дуся, не будь ребенком, не изобретай велосипед, все уже давно придумано! Аттракцион с «я знаю, что вы делали прошлым летом, положите деньги в славянский шкаф» известен даже детям! Как только ты начнешь шантаж, Котовы моментально поднимут вой! И я даже знаю, кто этот вой инициирует, – Ольга Марковна. Она тут же спустится к Татьяне: «Полюбуйся, дорогая, что мне тут прислали?!» Тата тут же позвонит Рощиным и Стасу, все скопом понесут мобильники в прокуратуру.

– Да ну, – недоверчиво отмахнулась Дуся. Она-то решила быть героиней, вызвать огонь на себя, убийцу выловить…

– Все в точности так и будет!

– А если не посылать «писульку» маме Оле… – задумчиво пробормотала Евдокия, – чтоб не было чего инициировать… А отправить эсэмэски только самым-самым… Маму Олю я и так почти не подозревала…

– Дуся! Очнись!

То ли потому, что не спала и отупела от бессонницы, тои из общей вредности и въедливости характера, но Землероева словам мудрой вдовы не вняла. Не в силах проститься с блестящей идеей, засела на кухне с восьмой по счету чашкой кофе и, хмуря брови и кусая губы, чертила на листочке схемы и бубнила: «А если этому отправить, а этому – не надо… Интересно, с дамочкой – прокатит? Или тоже побежит докладывать…» Временами осоловелые Дусины глаза замирала на одной точке, приходящейся на висящие кухонные поварешки, в неком подобии ступора Евдокия могла сидеть довольно долго…

Котова ж не стала долго думать, сигнализировала Паршину.

Олег примчался, по московским меркам, практически мгновенно.

Схватил соловую Землероеву за плечи и так потряс, что у той (как у вождя краснокожих из рассказа О. Генри) веснушки застучали друг о друга. И зубы заклацали.

Если бы не безошибочно угадываемое беспокойство Командира, Дуся на Паршина осерчала бы. Паршин вновь орал и обзывался, молил и угрожал, запугивал репрессиями в виде отобранного телефона и смирительной рубашки для безумцев, коим песен не поют.

– Сидеть на попе ровно! Дверь никому не открывать! Юля, проследи, чтобы эта ненормальная даже на площадку не высовывалась! Дай сюда телефон…

За телефон Дусе пришлось почти подраться. Если бы не тихое, искреннее сочувствие вдовы, присутствовавшей на громкой экзекуции, Землероева на Котову обязательно б обиделась за доносительство. Но Юля так непритворно соболезновала глазами, что не поверить в доброту ее намерений мог только самый черствый любитель губы надувать.

Готовую расплакаться, отупевшую от бессонницы Дусю напоили валерианкой, замотали в плед и уложили спать.