В Школе Магии Зарежья

— А вы, Варвара, вообще удивительным образом умудряетесь отметиться во всех эпизодах различной степени пакостничества, хулиганства и вандализма, какие только возникают. Не сомневаюсь, что в большинстве из них вы являетесь еще и непосредственным зачинщиком. Может быть, тогда расскажете мне, где вы были в тот момент, и откуда с ваших слов вас дожидалась Тамара, а?

В моей голове зазвенел тревожный набат. Это был тот самый ключевой момент, которого я и опасалась. Я молчала, судорожно рассуждая. Чего добивается директор — ясно, как запотевшая бутыль, обтертая рукавом: он видел меня на коронации и теперь выбивает признание. Не выбьет сейчас — будет вызывать завтра, послезавтра и так до беспредельности. На его месте меня бы тоже до жути мучал вопрос — как могла сопливая школьница найти лазейку в системе охраны дворца, разработанную лучшими магическими умами Империи, и проникнуть на коронацию? Но если я признаюсь, тогда на меня Ладмир опечалится. Так разогорчится, что и скормит кридоям с глаз долой — в желудок вон.

— Вы знаете, — дожимал препротивный директор, — без этого я обязан буду наказать вас наравне со всеми, так как ваши слова ничем не подтверждены. Где вы были?

С другой стороны лучшего доказательства моего пребывания на коронации и придумать нельзя. Ну, если мне и придется раскрыть карты, то почему бы не поиметь с этого выгоду в семьдесят золотых?

— Вы в чем-то меня подозреваете? — напрямую спросила я и посмотрела прямодушно в его прищуренные озлоблением очи.

— Скажи, ты была сегодня в Императорском дворце? — директор даже подался вперед, желая, нет, — страждуя услышать ответ на вопрос. Он, по-моему, начисто забыл о моих одноклассниках, замерших по соседству и жадно слушающих. Зато я не забыла. Я торжествующе глянула на Мариску. О, одно ее выражение лица сторицей окупило все трудности, через которые мне пришлось пройти! С одной стороны — отличная возможность для нее подложить мне свинью и подтвердить, что я была на коронации, ведь медный ромбик наверняка зародил в ее душе кой-какие сомнения, с другой — тогда нужно признать за мной и выигрыш в споре. «Что делать??» — читалось на ее лице крупными буквами. Я театрально всхлипнула (сидение в сугробе обеспечило меня правдоподобно заложенным для покаянного плача носом) и пролепетала, робко глядя исподлобья и теребя замызганный рукав замызганной перипетиями дня мантии:

— Да, кажется.

Директор выдохнул. Мне подумалось, что он все-таки опасался массового помешательства, вызвавшего странное и нелогичное видение моей особы, а мое признание развеяло эти подозрения. — А вы меня видели там, да?

— Не я один, — нахмурился Тихон Петрович и, глянув на переминающихся по ковру одногруппников, сгорающих от любопытства, милостиво отпустил их. — Все могут идти.

Я одной из первых обрадовано рванулась к двери.

— А вас, Варвара, попрошу остаться, — многозначительно добавил он. Томка сочувственно улыбнулась. Долго уговаривать учеников не пришлось, кабинет опустел за доли секунды. Дверь захлопнулась. Директор нарочито медленно развернул снятый со лба платочек, просушил заклинанием, сложил его по новой, дотошно отглаживая при этом каждую складочку ладонью, и запрятал его куда-то обратно в недра стола. Я робко топталась на ковре, подавленная столь мощным психологическим приемом. — Может быть, вы поделитесь со мной, барышня, каким образом вам удалось пробраться во дворец?

Оставшись в одиночестве, я, честно говоря, струхнула. Врать директору один на один — это вам не то же самое, что бравировать при свидителях-сокурсниках.