— Специально надел к твоему приходу, — не остался в долгу Сапень (на моем языке сразу зависло язвительное подозрение, что до того он, стало быть, ночевал вовсе нагишом и, мол, как там, бедный сосед по комнате Лорг такое терпит; но ситуация моя была не такая, чтоб сильно к словам придираться, и я устало подзакатила глаза, стараясь выбросить из головы непредумышленно все равно в нее лезущие голозадые картины), но все-таки прошел к стулу и штаны надел, после того, как запрятал лыжи куда-то за шкаф (я содрогнулась, вспомнив, при каких обстоятельствах на моей памяти их оттуда извлекли). Парень не роптал, так как знал, что так просто меня теперь все равно не выгнать. — С чем пожаловала?
— Сижу я, значит, мучаюсь от бессонницы. Дай, думаю, хоть лыжи обратно отнесу, а то вдруг они здесь кому сильно нужны.
— Это ты правильно придумала, — ядовито покивал Сапень, — ночью лыжи — самая необходимая вещь, без них никак.
— Вот и я так подумала, — обрадовано кивнула я. Мы помолчали. Сапень, нахмурившись, меня разглядывал, я широко и глупо улыбалась.
— Ну и чего ты от меня хочешь? — спросил, наконец, Сапень.
— Давай страдать бессонницей вместе! — без промедления оттараторила я, продолжая улыбаться в тридцать два зуба.
— Но я не страдаю бессонницей и хочу спать, — резонно возразил приятель.
Я грустно вздохнула, перестав улыбаться:
— Так непривычно засыпать одной в комнате. У меня всегда во время каникул бессонница. Тебе хорошо, завтра уедешь.
Сапень смягчился.
— Ну да ладно тебе, я же не знал. Хочешь, спи здесь. На кровати Лорга, — великодушно предложил он. — Обещаю не приставать, — добавил он, улыбнувшись.
— Да нет, спасибо. Но вот если бы ты посидел со мной в комнате, пока я не усну, я была бы тебе очень благодарна, — робко взглянула я на него. Сапень поднялся, натягивая свитер.
— Пошли.
— Ты такой добрый, друг. Спасибо, — нечаянно всхлипнула я.
— Да ладно тебе, — смутился Сапень. И мы оба умилились.
— Ну, и как мне тебя усыплять? — осведомился Сапень, когда я залезла под одеяло, а он сел на краешек кровати, как посетитель у больного.
— Не знаю, — улыбнулась я. — Единственно, чур, не душить и не обездвиживать с закрытыми глазами. Спой мне колыбельную, — бесхитростно придумала я.
— Колыбельную? — уточнил Сапень, хищно улыбнувшись.
— Нет!! — неожиданно догадавшись, заорала я, когда он уже открыл рот. — Только не «Сладких снов тебе, царица»!!! У меня на нее теперь нервный тик, — чуть тише добавила я.
— А что тогда петь? — растерялся Сапень. — А! Кажется, я еще одну знаю.
Я приготовилась слушать и натянула одеяло до подбородка. Сапень вперил взгляд куда-то в спинку кровати и негромко запел. Как ни странно, голос был приятный и не фальшивил. Я разомлела.
Я села на кровати, выпучив глаза:
— И это колыбельная?!
— А что? — заметно стушевался Сапень. — Мне ее мама в детстве пела.
— Жуть, тебе просто повезло, что ты вырос нормальным! Или нет? — я сощурилась, пытаясь на глаз определить нормальность Сапня, после чего подскочила в отчаянье: — Я же теперь всю ночь не усну!! — И покосилась на шкаф, откуда с наибольшей вероятностью могла выскочить зубатая лебедушка.
— Я же обещал, что посижу с тобой, пока ты не заснешь, — успокоил меня Сапень и заботливо подоткнул под бок одеяло. Я сразу представила, как я, значит, засыпаю, Сапень уходит, а из шкафа подколодной змеюкой медленно вылазит лебедушка, прековарно улыбаясь и иногда вскидывая голову в беззвучном злодейском смехе..., и накрылась одеялом с головой.
Ночевал Сапень на Тамаркиной кровати. Утром я проснулась первая и сладко потянулась. Дошла до соседней кровати, умиленно полюбовалась на безмятежное, как греза младенца, лицо. Присела и гаркнула прямо в ухо:
— Рота, подъем!!!
Сапень подскочил почти до потолка и, путаясь конечностями в покрывале, сел, потрясенно оглядываясь по сторонам:
— А? Что? — осмысленный взгляд остановился на мне. Теперь лицо было отнюдь не мирным, брови были сурово сдвинуты. Я попятилась назад, оправдываясь:
— Просто, так сделать — это было одним из пунктов списка моих примитивненьких мечт...
Сапень рывком сдернул с себя покрывало.