В шкуре льва

— Вероятно, вы смотрите на камфорное дерево… птицы лучше нас распознают смерть. У растений сложная генеалогия. Птица судит о сочном фрукте по его родословной. Вы можете любить манго или кешью, можете находить красивыми цветки сумаха, но птицы знают, что все они, как ни странно, принадлежат к ядовитому семейству сумаха ядоносного.

Она ведет его к заморским редкостям — японской хурме и чернотраву. Ей хочется узнать, кто он такой, но он отмалчивается, хотя и ведет себя любезно, — она ему нравится. Он пробудет здесь до вечера, а потом попытается переплыть с острова на корабль. На клумбах в восточной части сада растут эстрагон, лаванда и кардамон. Она кладет ладони на его лицо и ощупывает. Находит рубец возле уха.

— Наложите сюда бальзам из трав.

— Меня ищет полиция.

— За что?

— За преднамеренное уничтожение собственности.

Она смеется.

— Не обижайтесь на жизнь.

Они стоят в этом саду, уподобляясь фризу или статуе, — женщина мягкими ладонями закрывает лицо высокому мужчине, лишает его зрения.

Убирая руки с его глаз, она чувствует его короткий вздох, вызванный не страхом и не отвращением, а чем-то другим.

— Что с вами?

Ее зеленый глаз пробуждает память о чем-то сокровенном. Actias Luna— и его канадское название: papillon lune,лунный мотылек. Другого глаза просто нет. Обвислое веко ничего не закрывает. Но изумрудно-зеленый глаз, зеленый, как мотылек, проворно движется, словно пытаясь поймать его взгляд, восторженно скользит по его плечам, задерживается на ухе, носе. Ему нравились лунные мотыльки, переливы их нижних крыльев — опознавательный знак, — папирусная текстура и крошечное мохнатое тельце, пульсирующее на ветви или на скале под светом фонаря. Влажное зеленое зеркало глаза женщины пытается отразить все, что ее окружает.

— Что с вами?

Патрик дает ей отвести себя назад, на скамью. Они садятся, и она крепко сжимает его руку. Он чувствует, что сейчас в этом маленьком саду, наполненном пронзительным криком птиц, она видит его насквозь. На тугой коже ее рук голубеют тонкие вены. Он не в силах говорить, даже если все его слова поглотит ее слепота. Он мог бы сказать: Элис Галл однажды оперлась рукой на низкий скошенный потолок и говорила о важных вещах, она прыгала, словно живая кукла, мне на руки, а потом умерла у меня на руках на залитой кровью мостовой.

Пока они здесь сидят, в сад никто не заходит. Рядом с деревянной скамьей цветут розмарин и перечная мята. На клумбе справа от них artemesia advacumculas,общепринятого названия которой, по ее словам, она не знает. Мышцы ее руки постепенно слабеют, и он поворачивается, чтобы взглянуть на ее лицо. Она дремлет, откинувшись назад. Он высвобождает руку и уходит.

Теперь он часть вечерней воды, с него скатывается отражение огней причала. Шесть звезд и луна. Новость о пожаре с ревом выплеснулась за пределы гостиницы «Маскока», и вот Патрик борется с течением у Пейдж-Айленда, направляясь к кораблю. Тот полз со скоростью улитки сквозь черноту озера, а теперь остановился в пятистах ярдах от берега. Ночной круиз с танцами — до Патрика доносятся приглушенные звуки голосов и тамбурина. Полумесяц, несколько звезд, кольцо огней на причале.

Когда-то в прошлом он мечтал о таком моменте: преступный заплыв в темноте к светящемуся кораблю. Он чувствует, что выпал из какого бы то ни было контекста, что хочет спать, хочет вновь оказаться в потоке, из которого только что выплыл, вернуться в Сад слепых и уснуть. Но его как магнитом влечет к безымянному пароходу.

Затонувшее бревно, всплыв, толкает его под ребра, Патрик слышит свой звериный крик. В давних мечтах о том, как он плывет к кораблю, присутствовали тропические ветры и крокодилы. Он поднимает голову из воды, чтобы увидеть, кто его задел, но рядом никого нет. «Это было бревно», — громко говорит он сам себе, исполнившись решимости, страх внезапно сменяется приливом сил. После встречи с затонувшим бревном он полон жизни, неукротим и возбужден. Он вспоминает свой уход из мира, вспоминает, как покинул порт-кошер гостиницы «Маскока», оставив позади бушующее пламя. Он видит свое лицо, которое никогда не выступит из тени. Оно неисторично.

Он плывет дальше, вдыхая еле уловимый запах пеканового дыма от островных костров. Ему безумно хочется есть. Музыка с корабля. «Берегись смешных ужимок, перекрашенных блондинок, непредвиденных заминок…» — голос певца перекрывает приглушенный звук оркестра. Что они сделают, когда увидят, как он взбирается вверх по канату, в озерных водорослях, в крови от удара бревна по ребрам?