В шкуре зверя

Хаим неспешно вытянул руку. На толстом пальце блестнул перстень с крупным синим камнем, такого густого цвета, что в темноте он показался черным. Но Рашудия всю жизнь работал с камнями, и ни с чем бы не спутал этот редчайшей индийской огранки сапфир.

- Красивая вещь, - осторожно сказал Рашудия, - старинная. И дорогая. Нужно, чтобы я сделал копию?

- Ты проницателен - кивнул разбойник. - две копии. Мне нужно две копии, ювелир. Самых точных. Камни должны быть без единого изъяна и в точности повторять огранку. Они нужны мне к полнолунью.

- Это будет стоить... Очень недешево стоить...

- Я заплачу тебе за эту услугу, как не заплатит и шах, - Хаим снял с руки перстень и протянул ювелиру, - заплачу советом. Хорошим советом.

Рашудия вниматльно смотрел на разбойника.

- Когда будешь выполнять мой заказ, сделай три копии. И в следущее полнолунье надень лишний перстень на свой палец... Или на палец того, чья жизнь тебе дороже собственной.

После долгого молчания, наполненного треском костра и негромким звуком зульда в отдалении, Рашудия поднял голову:

- Могу я сделать четыре копии, Хаим?

- Их должно быть не больше семи, - буркнул разбойник и опустил веки, показывая, что разговор закончен.

О деньгах за работу разбойник так и не упомянул. Впрочем, умный ювелир этого и не ждал. Он сидел напротив, по-восточному невозмутим, и обливался холодным потом, вспоминая старые страшные сказки, которые вдруг, так неожиданно обрели плоть.

Йонард уже привык к тому, что призрак Дзигоро появляется неожиданно и всегда не вовремя. Но когда китаец прошел сквозь разбойничий лагерь, миновал угрюмую толпу, и, никем не замеченный, преспокойно уселся у костра, он невольно вздрогнул. Не признаваясь себе, он был рад увидеть своего мудрого спутника. Пожалуй, он не слишком изменился, став тенью, и Йонард недоумевал, почему он всю жизнь так настороженно относился к призракам. Отличные парни, и с ними вполне можно иметь дело. Впрочем, Дзигоро быстро погасил слабый росток симпатии к призракам, потому что, увидев Йонарда, по своему обыкновению, первым делом съехидничал:

- Как себя чувствуешь, оборотень?

Пес оскалился.

- Как, как?.. Жарко!

Дзигоро сочувственно кивнул, но этим и ограничился.

- Слушай, сделай что-нибудь, - варвар снизошел до просьбы, решив, что гордость подождет.

- Что же я могу сделать? - удивился Дзигоро. - Я же призрак. Не забывай, у меня и тела нет.

- Но голова-то у тебя осталась?

- А своя у тебя зачем? Лбом стены прошибать? Кстати, лобная кость толще, чем другие. Вполне годится для такой работы.

- А не пошел бы ты, - вяло огрызнулся Йонард, - в Мокрую морось.

Дзигоро неожиданно стал серьезным. Он подтянул под себя ноги и уставился на собаку немигающим взглядом.

- Полнолунье близится, а с ним и час решающей битвы. Ты должен отвоевать у египтянина свою человеческую сущность, это твой последний шанс, но, одновременно, это и мой шанс. Однажды, когда я был еще жив, и, да простит мне Будда, беззаботен, мой Учитель, лучший и мудрейший и людей, рассказал мне о Черной Башне и пророчестве, которого так боится египтянин. Оно гласило, что мне суждено выковать клинок, который принесет смерть двоим. И один из них - маг, хозяин Черной Башни.

- А второй? - спросил Йонард, помимо воли увлеченный рассказом.

- А второй перед тобой. Египтянин не знал этого. Иначе никогда не поднял бы на меня руки.

- А... ты?

Йонард извернулся, пытаясь из своего неудобного положения разглядеть китайца.

- Есть две мудрости, - повторил Дзигоро уже сказанное однажды, - Мудрость того, кто наносит раны и мудрость того, кто врачует раны. Мудрость того, кто обнажает меч и мудрость того, кто протягивает открытую ладонь...

- Ты можешь говорить проще? - с несвойственной ему мягкостью попросил варвар.

Дзигоро пожал плечами.

- Знал, конечно. Но моя вера учит двум вещам. И первая из них звучит так: смерть это освобождение духа. А вторая - знание не должно влиять на решение. Если ты вышел на бой со злом, мерилом твоей мудрости может быть только долг, - и призрак встал.

- Ты куда? - опешил Йонард и рванулся, позабыв о крепости цепей. Разбойники тут же вскочили и засуетились. В костер полетели сухие ветки и пламя взметнулось, на несколько мгновений скрыв серебряного демона.

- Я не уйду, - тихо и, как показалось, печально, ответил призрак. - До полнолуния. До дня решающего боя мы будем вместе. Я не могу тебя оставить, хоть ты и отсылаешь меня упорно в Мокрую морось. Дорогой мой пес, ведь ты и есть тот самый клинок, который я должен выковать. Мы оба скованы судьбой, но ты сбросишь свои цепи, а цепь моих обязательств не в силах порвать даже смерть.

Грохнула цепь, и пес в очередной раз покатился вниз, не устояв на двух лапах. Глухое рычание вырвалось из могучей груди и заколотилось о стены подземелья.