В шкуре зверя

ОН СТОЯЛ НА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ НОГАХ, ОГЛЯДЫВАЯ ТОЛПУ РАСТЕРЯВШИХСЯ РАЗБОЙНИКОВ ХОЛОДНЫМИ СЕРО-ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ ВАРВАРА-УБИЙЦЫ, СЖИМАЯ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РУКЕ МЕЧ СТРАЖНИКА, КОТОРЫЙ ПРИХВАТИЛ, САМ НЕ ЗАМЕТИВ КАК.

Стоял, разумеется, в чем мать родила. Айсиль один раз глянула в его сторону и больше не стала. Пожалуй она одна была больше смущена, чем напугана. Йонард недоумевающе взглянул на меч в своей руке, взвесил его и зловеще рассмеялся.

- Ну, вот, так жить можно, - пробормотал он себе под нос. Но, оглядев плотное кольцо разбойников, с искренним сожалением добавил, - только недолго.

Айсиль была заперта и плакала. Но это беспокоило Хаима-Лисицу меньше всего. "Пусть хоть бы совсем подохла, дрянная девчонка, из-за которой почти дюжина ребят разрублена на куски, а остальные поцарапаны. Если бы не умела так хорошо готовить, своими руками придушил бы негодную". Хаим по настоящему испугался того чудовища, которое сам же и приволок. Чудовища, в самый неподходящий момент обернувшегося здоровенным голым варваром, искрошившим отборных бойцов Хаима, и как ни в чем не бывало вернувшегося в первоначальное состояние. Стрелы его не пощадили, а кривые сабли изрубили в месиво, в котором было уже не различить, серебряным был пес или красным. Хаим остановил расправу, когда сабля одного из разбойников - одноглазого Гасара - расколола надвое собачий череп и чудовище, наконец, рухнуло под ноги людей. Но не прошло и часу, как кровавое месиво зашевелилось и пришлось нести цепь. А к вечеру пес уже поднял голову, вздернул верхнюю губу, показав великолепные зубы, и зарычал. Хаим-Лисица мог бы поклясться, что в рычании пса он расслышал зловещий смех.

В это время к лагерю со стороны города приближался одинокий всадник. Заметив его, часовой спрыгнул с камня, наложил стрелу и зычно крикнул:

- Кого Танат несет?

- Ювелир Рашудия к повелителю по важному делу.

Часовой был предупрежден и пропустил всадника беспрепятственно. Одиночество и скука способствуют размышлениям. Вот молодой разбойник и призадумался. И первая мысль была: "Смел же Рашудия. В одиночку в такую дорогу пускаться..." И вторая: "А чего ему бояться? Если он всем разбойникам в городе и самому Хаиму-Лисице отец родной."

А всадник, меж тем, продолжал путь и вскоре оказался в разбойничьем лагере.

Странное оживление царило здесь. Такое, что и слово-то к нему подобралось не сразу, а когда подобралось, то совсем не понравилось ювелиру. Оживление в лагере Хаима было каким-то угрюмым. Казалось, разбойники чем-то подавлены и если б Рашудия не знал так хорошо Хаима и его отчаянную шайку, он предположил бы, что они, пожалуй, напуганы. И даже, возможно, не сделал бы ошибки.

В центре лагеря, у кипящего котла, толпилось с десяток кое-как перевязанных людей. Остальные слонялись поодаль, и лица у них были такие, что спаси Боги!

Попадись им в этот момент какой-никакой заблудившийся караван, или даже сам господин Ардашир с конной сотней, не пощадили бы даже лошадей. В котле с крутым кипятком, тщательно связанный, лежал огромный серебряный пес. Голова его свешивалась через край, потому как не влезла. Огонь, разведенный от души, лизал его длинные уши, но, похоже, казнимый зверь страдал не столько от боли, сколько от скуки. Во всяком случае, выразительная морда его была усталой и безразличной.

- А что это вы здесь делаете? - спросил Рашудия, с интересом разглядывая странную сцену.

- А это мы оборотня сварить пытаемся, - охотно пояснил молодой разбойник и подбросил в костер сухих веток. Взметнулись искры, языки пламени обняли серебристую морду и сошлись над ней, но пес не скорчился, только терпеливо вздохнул, словно хотел сказать: "Ну и надоели вы мне..."

- И давно пытаетесь? - полюбопытствовал ювелир

- С позавчера, - ответил тот же парень с тем же угрюмым оживлением.

- Не вариться? - догадался Рашудия.

- Нет, - вздохнул разбойник.

- Топором не пробовали?

- Пробовали. Не помогает...У-у, скотина! - парень сжал кулак и издали погрозил оборотню, но тот лишь сморщился и равнодушно отвернулся.

Хаим-Лисица откупорил старое вино, сам разлил его в две чарки, протянул гостю и махнул короткопалой ладонью, велев челяди убраться.

Здешний этикет требовал, чтобы сначала хозяин расспросил гостя о том, хорошо ли он доехал и не причинил ли Хаим высокочтимому Рашудии какого-нибудь беспокойства. А гостю полагалось справиться о здоровье хозяина и благополучии его жен и детей. Но Хаиму-Лисице было глубоко наплевать на беспокойства ювелира, тем более что он их оплачивал. А Рашудия отлично знал, что жены и дети волнуют разбойника еще меньше, чем дорожные приключения гостя.

- Развлекаются твои храбрецы? - Рашудия неопределенно мотнул головой в том направлении, где уже третий день, если верить молодому разбойнику, пытались сжечь оборотня.

Хаим пожал плечами и, пригубив вина, одобрительно цокнул.

- Пусть их. Нам они не помешают.

- А оборотень, - хотел, было, спросить ювелир, но передумал и придержал язык.

- Я хочу сделать крупный заказ - тихо произнес Хаим.

- Насколько крупный? - подобрался Рашудия.