Читаем В штабе гвардейской дивизии полностью

В те дни я ближе познакомился с личным составом разведроты, и особенно с сержантом Смолкиным, которого попросил рассказать о последнем поиске.

- Да что там говорить?! Обычное дело, - начал тот. - Мы еще днем заметили один небольшой разрыв в обороне противника, вот через него-то и прошли на передний край. Потом по глубокому оврагу - в тыл, и в кустарнике у перекрестка дорог сделали засаду...

Сержант рассказывать умел, и я представлял себе, как лежали разведчики в засаде, не смея шелохнуться, как после долгого ожидания услышали шум мотоцикла и увидели свет фар. Дальше все решали дерзость и сноровка.

- Наконец показался мотоцикл с коляской, - говорил Смолкин. - В коляске кто-то сидел. Я еще подумал, не иначе как офицер. Скомандовал: "Приготовились!". Буду стрелять по водителю, Кочеров и Рысев - вам захватить офицера. Остальным быть в готовности прикрыть нас. Выстрелил в водителя, и мотоцикл упал в кювет. Ребята подскочили к нему и моментально окрутили офицера. Но гут появилась автомашина. Нас заметили. Я приказал Кочерову и Рысеву отходить с "языком", остальным прикрывать отход. Завязался огневой бой. Тем временем Кочеров и Рысев увели пленного к переднему краю. Вслед за ними отошла вся группа.

При подходе к нейтралке нас снова обнаружили фашисты и обстреляли. Мы залегли, а я дал условный сигнал - три красные ракеты, по которому наша артиллерия и пулеметы открыли огонь по врагу. Мы проскочили на передний край и прибыли с этим лейтенантом в траншеи первого - батальона 60-го полка...

Да, по рассказу Смолкина все было просто и легко. Но я-то хорошо знал, какого мужества, умения и храбрости требовала от разведчиков эта вылазка.

Рядом со Смолкиным во время разговора были его товарищи. Среди них выделялся своей могучей фигурой ефрейтор Ф. Т. Лященко. Когда я повернулся к нему, он представился и на его красивом молодом лице появилась широкая улыбка.

Познакомился я и с другими воинами. Особенно запомнились отважные разведчики-сибиряки Д. А. Кочеров и А. Н. Рысев. Держались они с достоинством, умеренно, вопросы задавали обстоятельно и сами отвечали не торопясь, продуманно.

Узнав, что я в начале войны служил в разведке, Рысев попросил рассказать, как действовали мы в те годы, как проводили поиски, как брали "языков".

- Расскажите, - поддержал просьбу товарища Кочеров. - Ведь тогда, наверное, многое было иначе.

Я посмотрел на часы, прикинул, каким временем располагаю, и согласился. Было что вспомнить. Дело в том, что в начале войны мне довелось командовать сначала взводом, а затем ротой моторазведывательного батальона 80-й стрелковой дивизии, входившей в состав 6-й армии. Эта армия встретила врага в районе Львова...

- Да, нелегкое это было время, - рассказывал я разведчикам. - Против нашей 80-й стрелковой действовало до двух, а иногда даже до трех хорошо вооруженных танковых и моторизованных соединений противника. Вражеская авиация господствовала в воздухе, непрерывно бомбила нас. Естественно, в этой сложной, быстроменяющейся обстановке разведбату приходилось выполнять самые разнообразные задачи.

- И не только по разведке? - с интересом спросил Рысев.

- Да, представьте себе, - продолжил я рассказ. - Нам нередко даже поручали прикрывать отход главных сил на новые, выгодные оборонительные рубежи. В этом случае батальон в полном составе занимал оборону и в течение нескольких часов сдерживал натиск врага... Затем садился на автомашины и мотоциклы и быстро отходил на соединение с главными силами. Одним словом, разведчикам крепко доставалось.

Понимая, что моим собеседникам более всего интересно узнать о том, как мы выполняли свои основные задачи, я в большей степени коснулся именно этого вопроса, вспомнил, как мы проводили разведку открытых флангов и промежутков, разыскивали штабы частей, с которыми нарушалось управление.

- Радиостанций тогда не хватало, да и были они маломощными, а о проводной связи нечего и думать - ведь мы отходили, - пояснял я. - Вот и приходилось решать задачи по обеспечению управления. Однако главной обязанностью, конечно, оставалось ведение разведки.

Вот тут-то меня и забросали вопросами. Воинов интересовало все: как мы организовывали наблюдение, как осуществляли захват "языка" и документов убитых, как проводили подслушивание радио и телефонных переговоров...

Я рассказал, что наблюдения обычно осуществляли как со стационарных, так и с подвижных постов, а иногда и со специально оставленных в тылу врага постов. Но особый интерес вызвало то, как мы проводили захват "языка". Сделать-то это было не так и сложно. Обычно разведгруппа затаивалась где-нибудь и через несколько часов оказывалась в тылу противника. Ну а там устраивала засаду и захватывала пленных. Сложнее было вернуться назад, к своим. Стремились поэтому выбирать те дни, когда дивизия прочно удерживала выгодный рубеж, или выходные дни. Известно, что в первые недели войны гитлеровцы по воскресеньям не воевали, пьянствовали, занимались грабежом и насилием. Пленных в такой обстановке захватить было легче.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары