В Швеции

«Звень!» — сказал бубенец,
Гоним в горы овец;
Там дятел постукивает,
Кукушка покукивает,
Там растет черемша,
Там жизнь хороша,
Там ветру привольно дуть,
Туда мы и держим путь!^{22}

Ты погляди на это шествие! попробуй нарисуй его. Широкая телега, доверху груженная сундуками и бочками, стульями и горшками; блестящий медный котел и оловянное блюдо так и сияют на солнце. На самом верху воза сидит старая бабушка, придерживая свою прялку, которая венчает всю эту пирамиду Отец правит лошадью, мать несет на спине меньшенького в мешке из шкуры; шествие подвигается шаг за шагом; скот погоняют дети-подростки, одной из коров они воткнули между рогами зеленую ветвь, но она, похоже, этим украшением не возгордилась, она идет такой же тихой поступью, что и другие, и отмахивается хвостом от назойливых мух. Если ночь на уединенном пастбище будет холодная, дров здесь достаточно; дерево валится само собой, валится от старости и лежит себе и гниет. Только хорошенько приглядывай за костром, не то в лесную пустыню пожалует дух огня; он является из незатушенного костра, он является из громовой тучи, верхом на синей молнии, что поджигает покрывающий землю плотный сухой мох; деревья и кусты занимаются, огонь перекидывается с дерева на дерево, это как огненная метель, пламя взлетает на кроны, треск и шум такой, будто разгулялось море. Птицы взмывают тучами и, задохнувшись в дыму; падают наземь; звери спасаются бегством, либо сгорают, охваченные огнем. Послушай их крики! Волчий и медвежий рев, узнаешь его? Лишь затишье, дождливые дни и сами лесные равнины способны поставить предел огненному морю; и чернеет после обугленными стволами и пнями лесная гарь, как мы уже это видели здесь, в лесу, у широкой главной дороги. Ее мы и держимся, но она становится хуже и хуже, а под конец пропадает вовсе, ее только сейчас прокладывают; там, где мы проезжаем, лежат огромные, наполовину вывороченные камни, путь нам перегораживают большие рухнувшие деревья; нам приходится вылезти из повозки; лошадей отпрягают, крестьяне помогают перетаскивать повозку через канавы и толкать вперед по неторной тропе. Солнце больше не светит, падают редкие капли, а вскоре дождь уже сплошной… но как при этом благоухает береза! Неподалеку поставлены хижины из неплотно пригнанных древесных стволов и свежих, зеленых веток, в каждой вовсю пылает костер; смотри, как сквозь зеленую листвяную крышу пробивается, киясь. синий дым, там, внутри, кузнечат, куют крестьяне; и между делом поют:

Ох, болезный ты мой,
Что ж ты в лес зашел густой!
Башмаков-то нету,
Ну да нынче лето.

Там трапезничают, тут закладывают мину, чтобы взорвать скалу… а дождь все путце и пуще, и все роскошнее благоухают ель и береза.

В лесу чудесно!

Глава XXII. Настроения

1.

(Минор)

Спи сладким сном,
Как если б смерть тебя в ларец
убрала свой,
Цветок воспоминанья дорогой!
В. миру расцветший, ты отныне — мой.
И я пою тебе, и слез сдержать невмочь.
А ночь безмолвствует,
пленительная ночь…
Все умерло!.. Все умерло кругом!

2.

(Мажор)

Под буковой сенью, где смолка цветет,
Где путника манит опушка,
Где аист на кроне гнездо себе вьет
И празднует лето кукушка,
У ясного моря, в родимом краю
Вырой могилу мою!

Пусть будет у моря, в чудесном краю,
И, буковой сенью хранима,
Приют даст шиповнику и соловью,
И детям, что бегают мимо.
У ясного моря, в родимом краю
Вырой могилу мою!

Глава XXIII. Фалун