В Синг-Синге все спокойно

Во время обещанной Моррису длительной аудиенции Мао рассыпал бессвязные и многословные обвинения в адрес Советов и Хрущева, которого он характеризовал как "неуклюжего, грубого и вульгарного". Советский Союз, бессвязно говорил Мао, - стал почти такой же империалистической страной, как Соединенные Штаты. Не стоит тревожиться, что эти две страны начнут между собой ядерную войну. Китай должен оставаться в стороне, "на вершине горы и наблюдать, как внизу в долине два тигра будут рвать друг друга на куски". Моррис узнал и своевременно доложил и о практических действиях в направлении конфронтации: Советы нарушили обещание и резко свернули свое участие в китайской программе ядерных исследований. Китай в свою очередь сорвал планы Советов, отказавшись от предложения сформировать совместный советско-китайский флот, и не разрешив разместить на своей территории советские радары дальнего обнаружения.

Во время закрытой встречи с лидерами восточноевропейских компартий Хрущев язвительно обвинил Китай и Мао Цзедуна в том, что они создают угрозу "миру во всем мире". Он высмеял китайскую точку зрения о том, что ядерная война "ничего особенного не представляет" и облил презрением Мао, объявившего Соединенные Штаты "бумажным тигром". Сравнивая Мао со Сталиным, Хрущев обвинил его в разрушении социализма, создании культа личности вокруг своей персоны и объявил, что его сочинения больше не будут издаваться в Советском Союзе. До сих пор Советы старались сохранять дружеские отношения и выступать в роли посредника. Эти обвинения Хрущева означали объявление Советами идеологической войны. Что касается отношений между КПСС и американской компартией, то Пономарев посоветовал Международному отделу поднять в 1960 году субсидии американской компартии до 300 тысяч долларов и рассмотреть способы непосредственной передачи денег Джеку Чайлдсу в Нью-Йорке. Чтобы обсудить этот и другие тактические вопросы, в начале 1960 года Джеку Чайлдсу предложили приехать в Москву.

После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях и получило его обратно с резолюцией "Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент".

Агентурный успех сопровождался личной драмой. 5 ноября 1959 года, по возращению в Чикаго, Моррис позвонил из аэропорта Фрейману и сказал, что Сонни при смерти. Она почти теряла сознание и не могла идти, пришлось увезти её из аэропорта. Вскоре она впала в коматозное состояние, из которого уже не вышла...

Чтобы отвлечь Морриса от его горя и напомнить, что жизнь на этом не кончается, Фрейман загрузил его работой. Одно из заданий состояло в том, чтобы дать детальную персональную оценку Гэса Холла (он же Арво Холберг), который, в связи с нетрудоспособностью Денниса, стал генеральным секретарем и главным боссом партии. "Он - человек, у которого в мире нет ни единого друга", - начал Моррис свой отчет. Моррис не знал никого, кому бы он нравился...

Новые персонажи.

В работе с Моррисом Фрейману помогали два агента, и когда одного из них перевели в другой штат, у Фреймана возникла идея привлечь к работе Уолтера Бойла, молодого агента с прекрасным послужным списком5, но попавшего в опалу из-за резкого конфликта с одним из инспекторов. Моррис уважал людей с высоким интеллектом, а Бойл был как раз из таких. Операция СОЛО требовала навыков в разрешении сложных и запутанных задач, а Уолтер Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с такими ситуациями.

Старшим специальным агентом в Чикаго в то время был Джеймс Гейл, человек старой закалки, много лет проработавший в Бюро и считавший, что подчиненным следует предоставлять право самим принимать решения. Он одобрил предложение Фреймана привлечь Бойла к операции СОЛО. Но штаб-квартира пришла в ярость и запретила это делать.

- Отделением руковожу я, и использую людей, которых вы мне присылаете, так, как я считаю нужным. Бойла мне прислали вы, - возразил Гейл, и его точка зрения победила.

Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу только тридцать три. Поначалу он отнесся к Бойлу несколько формально, даже сухо, но его отношение изменилось, когда он разглядел в Бойле те качества, которые видел в нем Фрейман. Бойл удивил его своим глубоким знанием операции и его самого, знанием, добытым в результате интенсивного штудирования 134 томов дела САСХ/СОЛО. Моррис был восхищен, что Бойл по собственной инициативе стал вечерами изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И ему очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Их отношения начали напоминать отношения терпеливого профессора и прилежного ученика. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах и главное - пытался приучить его понимать их образ мыслей.

- Вы должны думать точно также, как они. Мысли управляют действиями.

Перемены в личной жизни.