В синих квадратах моря

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант. У вас есть закурить?

Петр остановился, окинув матроса пытливым взглядом. «Ну, чего ты хитришь? Закурить… Тебе надо знать, как меня там встретили и что говорили. А ты — закурить». Он подошел к матросу ближе, положил ему руку на плечо:

— Забудь ее. Сама она просила…

— Не то говорите, товарищ лейтенант. — Лицо Крылова стало бледным.

4

Холодным серым утром корабль вышел в море на поиск подводной лодки «противника». Серебряков стоял на мостике в черном реглане, необычно толстый, и жадно курил. Когда прошли узкость, он вызвал к себе на мостик Грачева.

— Заступайте дублером вахтенного офицера, — сказал Серебряков. — Вот старший лейтенант Кесарев введет вас в курс дела. В случае чего — я рядом.

— Есть!

Петр нет-нет, да и косился в сторону Кесарева. Тот словно прирос к палубе. Недавно на партийном собрании Кесарев критиковал его за то, что радисты в прошлый раз не приняли телеграмму. Море — три балла, а Грачева укачало. Засел в рубке и глаз не показывал. Где уж тут контроль вахты?.. «Служба — не курорт, понимать надо». Тогда Петр и слова не обронил, горько было от мысли, что раскис в море, как та промокашка.

Корабль рвануло в сторону. Грачев нагнулся к переговорной трубке и предупредил вахтенного рулевого удерживать точный курс.

— На десять градусов скатились влево. Что? Ах, море бесится. Смотреть в оба!

Кесарев улыбнулся:

— Это верно, в море глаз не смыкай. Нам бы лодку не упустить, она где-то здесь.

Грачев и сам думал об этом. В училище он был первым, а тут ему как-то не везет. Нелегко к морю привыкнуть, это Петр почувствовал, когда еще был на практике. Его раздумья нарушил Серебряков:

— На румбе?

— На румбе сто сорок, товарищ командир!

— Возьмите десять градусов левее, — буркнул в усы Серебряков.

Погода явно портилась. Небо потемнело. Грачев не догадался надеть под шинель шерстяной свитер и теперь озяб. Скорее бы спуститься в каюту…

— Грачев, определите место корабля, — распорядился Кесарев.

Петр занялся вычислениями. Спешил. Циркуль звякнул на палубу. Наконец все сделано.

— Что ж, место точное, — сказал Кесарев, проверив его расчет. — Но долговато. Секунды беречь надо.

Кесарев придирчиво следил за каждым шагом дублера. Петра коробила опека, ему стоило большого труда молчать. Чертовски тошнило, хотя шторм еще только набирал силу. Серебряков заметил, как побледнел лейтенант, но не вмешивался. Время от времени он запрашивал по телефону гидроакустика, нет ли контакта с подводной лодкой.

Петра затошнило еще сильнее. Он прикрыл лицо рукой и отвернулся: только бы матросы не догадались. Клочко стоял рядом и все поглядывал.

«Дело дрянь, как бы не укачало…» — Грачев жадно глотал воздух, чтобы хоть чуточку облегчить свое состояние.

— Что за мыс впереди? — нагнулся к самому уху Кесарев.

— Кувеньга.

— Разве? А не Звездный? Лучше, лучше театр надо знать, — как бы между прочим заметил Кесарев.

Звездный? Где же Петр слышал это название? Мыс Звездный… Ах, да, в письме отца. «Мы лежим на грунте у мыса Звездный, и я пишу тебе, Любаша, это письмо…» Да, да, он писал здесь. Свое последнее письмо. Видно, о многом отцу хотелось написать, да не успел.

Заваливаясь, корабль изменил галс. От акустика вдруг последовал доклад: эхо, пеленг 320. И почти сразу же Петр услышал бас Серебрякова:

— Дублер вахтенного офицера, выходите в атаку!

Петру сначала показалось, что он ослышался, но, встретившись с вопросительным взглядом командира, все понял. А в динамике рокотал голос акустика:

— Эхо, пеленг 315…

«Что же я стою?» — испугался Петр. Он включил микрофон корабельной трансляции и послал слова: боевая тревога, атака подводной лодки. Глубинные бомбы к взрыву окончательно изготовить! Право руля, на румб 315!

Корабль ощетинился жерлами орудий. Моряки застыли у бомбометов и торпедных аппаратов. Все ждут команды. Только бы не ошибиться! «Ну что ж, товарищ Серебряков, ваш вызов принимаю. Теперь я не робкий. И море меня не побьет. И слез не будет». Как у отца, Василия Грачева. Не колеблясь, вел он свою лодку через минные поля — квадраты смерти, ускользал от вражеских кораблей, топил их транспорты…

— Грачев, почему молчит акустик? — раздался за спиной бас Серебрякова.

Верно, молчит акустик. Неужели потерял лодку? Нет, не потерял, потому что Грачев услышал его голос в динамике, установленном в ходовой рубке: «противник» делает противолодочный зигзаг.

Гулко бьется о борт вода. «Противник» не должен уйти. Не должен! «Отец, ты слышишь?»

— Выхожу в атаку, — доложил Петр.

«Бодрый» ложится на боевой курс. Бомбы и бомбометы — товсь! Петр резко нажал педаль звонка и ревуна. Бомбометы выплеснули языки огня, и взрывы за кормой вспороли тьму.

«Вот видишь, отец…» — Петр крепко сжимал ручку телеграфа.

Подошел Серебряков. Кажется, в его усах застряла усмешка.

— Хорош залп, но опоздали, — сказал он. — Лодка увернулась. Атакуйте еще раз.