В Сирии и Ливане

В книге отзывов, хранящейся в мэрии, записи на языках многих народов: русском, английском, китайском, арабском, французском... «Камень можно разрушить, — пишет группа специалистов из ГДР, — но нельзя вытравить из сердец людей стремление к свободе, нельзя Вытравить память о преступлениях. Позор израильским агрессорам!..»

В Эль-Кунейтре я как бы заново пережил все, что видел и чувствовал несколькими днями раньше в Западном Бейруте, особенно на территории палестинских лагерей Сабры и Шатилы, разрушенных той же преступной рукой, при пособничестве тех же' покровителей, которые сейчас хотели бы отмежеваться от Кровавых злодеяний. Не выйдет, господа!

Вас обвиняет Эль-Кунейтра. Вам предъявляют счет сотни других разрушенных городов и деревень. На вашей совести тысячи и тысячи загубленных жизней, пусть не' исчезает перед вами виденйе ни Детских ручонок, молящих 6 пощаде, нй рук ^:с гневно сжатыми кулаками, посьшаюфих вам проклятия, ^!

ВАРВАРСТВО И ВЕРОЛОМСТВО

ШОССЕ Дамаск—-Бейрут. .Удивительно красивы и равно-образны его окрестности, особенно ранней осенью. Вот дорогу на протяжении нескольких километров с обеих сторон теснят суровые скалистые горы без единого кустика. Потом асфальтовая лента вырывается на простор. Справа и слева тянутся виноградники. Тяжелые гроздья свисают с высоты примерно в два метра, на которую лоза поднимается по бетонным столбикам. Наступает пора созревания винограда, и кое-где уже видны сборщики солнечных плодов.

Живописны и многочисленные, населенные пункты, которые пересекает шоссе. Но чем. дальше на запад, тем строже и суровее становится облик сел и городов, тем заметнее следы израильской агрессии. Прямо у дороги больница, рухнувшая в результате прямого попадания бомбы. Десятки людей оказались погребенными под обломками. Видишь развалины многоэтажного жилого дома, разбитые мосты, сгоревшие автомобили, вывороченные с корнем фруктовые деревья, представляешь, сколько жертв и страданий выпало на долю мирных жителей, многие из которых вынуждены были покинуть родные места.

За счет высоких насыпей с боков и заграждений, похожих на противотанковые ежи, дорожное полотно сужается до предела. В самом узком месте железный щит с надписью на языки иврит. Надпись требует остановиться.

— Это первый израильский пост, — сказал мой попутчик, — будут проверять документы.

Подходят двое: сержант и солдат в темно-зеленой форме израильской армии с автоматами на изготовку. Сержант небрежным жестом требует паспорта. Затем — цепкий взгляд на каждого пассажира и на фотографию в паспорте. Приказывает открыть багажник автомобиля. Попутчик напоминает, что машина с дипломатическим номером и, согласно международным правилам, осмотру не подлежит.

В ответ — угрожающее движещие стволом автомата: откры-в ай. И так почти каждую машину: с пристрастием, с наглостью. А вот и их «аргументы» в защиту своего права творить беззаконие. Справа и слева на возвышениях стоят бронетранспортеры.

Это была не последняя проверка на пути к столице Ливана. Посты располагались через два-три километра. Еще чаще—-огневые точки с дежурившими у орудий и пулеметов израильскими солдатами, танки и бронетранспортеры, жерла орудий которых словно нацелены на каждый автомобиль. Не раз на дороге встречались и израильские грузовики с кузовами, наглухо закрытыми брезентом. Тяжело груженные машины двигались в восточном направлении, к долине Бекаа, где захватчики наращивают силы, укрепляют позиции* готовясь; как свидетельствуют йоинствевные заявления правителей Тель-Авива, к новым агрессивным акциям.

После одного из поворотов дороги неожиданно открылся Бейрут. Над городом висела редкая для здешних мест плотная дымка. У первых же домов видны израильские бронетранспортеры. Встречаются и машины ливанской армии, подразделения которой размещаются в тех районах, которые защищались палестинскими бойцами и Национально-патриотическими силами.

Руины Западного Бейрута. Вряд ли найдется человек,. который бы не содрогался, видя их с экранов телевизоров, со страниц газет, который бы не возмущался жестокостью сионистских агрессоров, чьи злодеяния можно сравнить только с преступлениями гитлеровского фашизма. Но несравненно более сильные чувства испытываешь, когда эти руины предстают перед тобой, когда идешь по пыли, смешанной с пеплом, когда тут и там на пути встречаешь бесформенные нагромождения из бетона, кирпича, металлических конструкций — все, что осталось от зданий. Множество домов стоит с пустыми глазницами окон, с зияющими, пробоинами диаметром от неснольких сантиметров до десяти и более метров.

Иные разбитые наполовину здания еще,не рухнули,_;но,, кажется, держатся из последних сил, взывая, ,о помощи свисающими

с сохранившихся балконов, сиротливо колышущимися на ветру детскими пеленками, женскими платками. Наверное, здесь наносились удары в первые дни блокады, когда люди еще надеялись, что жилые дома, удаленные от боевых позиций, не будут объектами прицельных бомбардировок и артобстрелов.