В нисхождении живого вслед за призраком умершей по всем ступенькам все более беспросветного одиночества однажды настал момент, когда он со страхом и отвращением обнаружил, что начинает «приспосабливаться к мраку», что он «почил в нем, пригрелся, развратился». Страдание и безнадежность делались столь же обычным, привычным источником его песни, как прежде радость и надежда. Не оказывается ли тогда служением злу то, что призвано служить добру? Не молчаливое ли это согласие с тем, что мир извечно плох, поскольку в конечном счете единственно всемогущая его хозяйка – смерть, и нет нужды его переделывать? И не совершается ли в таком случае преступление против памяти о любви, бывшей счастьем для двоих и провозвестницей общего счастья.
Словно прокаженный, считающий себя неизлечимым и все же не желающий заражать окружающих, Элюар заклинает близких: «Отстранитесь от моего страдания, оно испепеляет, оно отрицает всякое самопожертвование: смерть никогда не добродетель. Отстранитесь, если вы хотите жить, не умирая… Чернота – это я, будьте светлы!». И эта мысль о других – первый шаг к возрождению, в ней осознание губительности болезни, поселившейся в личности и грозящей «поглотить ее самобытнейшую часть». Для сумевшего взглянуть на себя так, со стороны, потеряно много, но не все. Измученному путнику не дает оступиться прежде всего всплывающий в памяти светлый призрак той, чья «правда живет и учит… зароняя надежду». Ибо таков истинный завет женщины, «сердце которой устремлялось навстречу другим сердцам».
Конечно, одна память о Нуш, равно как и соображения умозрительного порядка, сами по себе едва ли позволили бы Элюару устоять, не будь они поддержаны, скреплены чем-то житейски непосредственным, осязаемым, какой-то прямой и очень личной привязанностью. Как всегда у него и в жизни, и в лирике, доводы разума уходят своими корнями в самое что ни на есть душевно заветное; мысль спаяна с побуждением сердца; трагическое – человечно. В те труднейшие для него дни бок о бок с Элюаром находились двое друзей, юная пара, которой он посвятил «Лишнее время»: «Ж. и А., последним отблескам моей любви, которые сделали все, чтобы рассеять охвативший меня мрак»; облик молодой женщины, по имени Жаклин, возникает и на страницах «Памятного тела». «Нежность ласк размыкала круг одиночества, тепло крови возвращало жизнь разуму, – пытается разгадать во всей сложности то, что происходило тогда в душе Элюара, его биограф. – И, подобно двум сиделкам у постели больного, нежность и ум помогли ему обрести покой. И лишь после этого могли вновь получить силу все прочие доводы продолжать жизнь, доводы сражающегося братства, битвы за счастье и мир, ставшие еще более непреложными после всех испытаний… Поистине путь, ведущий от смерти к жизни, “от горизонта одиночки к горизонту всех”, пролегал через сердца друзей».
И только пройдя его до конца, Элюар смог в полный голос опять провозгласить, что «на свете нет зла неодолимого». «Снова люди собираются, и несчастный откликается на их улыбку улыбкой, которая, быть может, не так светла, как раньше, но мудрее… Он слышит, как гремит песня сплоченной толпы. Он не испытывает стыда. Имя тем, кто любил, – легион. Они отправлялись пить к родникам, они трудились против усилий, растраченных во тьме. Страдание было побеждено, дерево пробивалось из земли, плоды зрели, и ими насытятся все… Человек был возвращен себе подобным как законный брат.
Так соединились концы нити, оборванной смертью. Через полгода после гибели Нуш Элюар прочувствовал и ясно дока зал себе, что подлинная верность умершей – не зачарованность маской, снятой с ее лица на смертном ложе. Она совсем в другом – в верности тому бесценному знанию, которое было добыто ими вдвоем раньше, когда они были вместе: «Жить – значит все потерять, чтобы вновь обрести людей». И когда скорбный собеседник смерти, после долгого «отсутствия среди живых», однажды вновь доверчиво протянет руку навстречу тем, от кого еще вчера он, казалось бы, навеки был отделен внезапно выросшим могильным холмиком, его лицо вновь озарит улыбка. Нет, не улыбка белозубого бодряка с рекламных плакатов – улыбка воскресающей надежды, на которую получает право победитель, одолевший смерть в собственной душе. После этой «прожитой и побежденной смерти» становился возможным воз врат к жизни, а значит, через несколько лет, встреча с другой женщиной – Доминикой, которую Элюар узнал в 1949 г. во время поездки в Мексику и которая была подле него до последних дней жизни. Ей посвящена книга «Феникс» – книга о воскресшей из праха любви: