В следующее новолуние

— Как, разве ты ничего не знаешь? Ведь это было уже давно. Однажды забрали сразу одиннадцать человек, думали, что они все шпионы. Но потом двоих выпустили, в том числе и твоего дедушку, Симона Керна. Но твой дедушка устроил там такой скандал, что его приговорили к штрафу за оскорбление полиции. Я бы тоже пришла в ярость. Если у человека дома больной сын и всякое такое… Знаешь, об этом случае написали в газете даже в Христиании! У меня вырезана эта заметка. Там написано, что Симона Керна преследуют за то, что он еврей. По-моему, так оно и есть. Еще хорошо, что он не потерял свое место переводчика в городском суде.

Хердис ничего не знала. Ее охватила странная слабость при мысли, что Матильда со своим загадочным интересом к газетам теперь делает вырезки из столичных газет. Это означало только одно: новая, почти лучшая подруга Матильды была дочерью типографа, работавшего в Бергенской вечерней газете. Хердис, разумеется, знала об этом. Но все равно лучшая подруга Матильды — она. Это-то бесспорно. Иначе бы мир просто рухнул.

Медленно, опустив голову, Хердис повернулась к Матильде спиной и пошла прочь. Матильда крикнула ей вслед что-то очень хорошее, да, да. Заверила Хердис, что она очень добрая, ну просто сказочно добрая!

И когда Хердис шла домой, леденящая боль у нее в животе немного ослабела при воспоминании об этих словах Матильды.

А дома сказочно добрая Хердис решила, что на следующий день непременно поедет и навестит Юлию в приюте.

И поскольку она была сказочно добрая девочка, она в тот же вечер приготовила все уроки. Потом она с чистой совестью наслаждалась замечательной книгой под названием «Любовь и смерть». Углубившись в запутанную интригу, Хердис обнаружила, что неплохо было бы заедать эту интригу миндальным шоколадом и что пресыщение шоколадом длится не вечность, а проходит весьма быстро. И она откровенно раскаивалась в том, что отдала Матильде остатки конфет.

Вообще-то ей следовало что-нибудь подарить Юлии. Но карманных денег у нее никогда не было, ей даже пришлось попросить у Магды мелочь на трамвай, и эта сумма была аккуратно вписана в блокнот, куда Магда вносила все расходы: кило соли, пятьдесят граммов дрожжей, морковь, пикша, 0,7 м резины для продержки, дюжина бельевых пуговиц, деньги на трамвай для X.

Хердис перебрала все свои сокровища: стеклянные шарики, глянцевые картинки, фотографии киноактеров, английские открытки с изображением свеженьких белокурых девочек то на качелях, то верхом, то с теннисными ракетками в руках, но одинаково похожих на кукол.

Если не считать фотографий киноактеров, которые теперь собирали все, у нее не было ничего стоящего. Для глянцевых картинок они с Юлией уже слишком взрослые, да и цветные стеклянные шарики, через которые они когда-то любили смотреть, тоже годятся только для маленьких. Может, хорошенькие английские открытки? Правда, Хердис и сама могла бы повесить их на стенку и украсить свою комнату. Но тогда в комнате пришлось бы и убирать, а это уже слишком. Что может быть скучнее уборки? Хердис с унынием оглядела комнату. Уборка может доставить удовольствие, только когда она закончена.

Нет, зря она отдала коробку с конфетами. Хердис не без раздражения вспомнила о Матильде.

Можно было бы подарить Юлии хоть эту красивую коробку, вложив в нее что-нибудь другое. Но что? Глянцевые картинки? Конечно, Юлия уже слишком взрослая для таких картинок. А впрочем, кто знает? На картинках были изображены цветы, ангелы и младенец Христос, но попадались и жгучепрекрасные дамы с розой в волосах. И расстаться с этими картинками не так-то просто! Это Юлия поняла бы сразу.

Отдавать что-нибудь вообще не просто…

Даже чудно´. Вот лежат вещи, которыми она никогда не пользуется. Никогда на них не смотрит, разве если ищет что-нибудь. Лежат себе потихоньку и вместе с тем являются частичкой ее самой, ее жизни, которая принадлежит только ей. Которая неразрывно с ней связана, даже если она сама этого не замечает.

Странная, уже знакомая боль снова всколыхнулась у нее в животе и в пояснице, Хердис тихонько застонала и вздохнула сквозь сжатые зубы. Внутри у нее все сдавило. И чего она размечталась над своим несчастным барахлом, которое ей ни к чему, но с которым она никак не может расстаться! Решительно, так, что у нее даже кольнуло в затылке, Хердис схватила пачку фотографий киноактеров: Мэри Майлс Минтер, Норма Тэлмедж, Мэри Пикфорд, Джеральдина Фаррар, Хенни Портен, Вальдемар Псиландер, молодая норвежка Герд Эгеде-Ниссен. Не так-то и много их у нее, даже неудобно дарить. И вдруг Хердис осенило…

Вальдемара Псиландера она отдала Магде и получила за него баночку смородинового джема. Магда так обожала этого «Писселандера», что из благодарности прибавила еще и десять эре.