В сложном полете

— Держись, ребята! — Медведев, непрестанно оглядываясь по сторонам, вспотел от напряжения. — На бреющем уйдем!

Володя ловил в прицел стремительно приближающийся истребитель и очередь за очередью направлял ему навстречу. Но немец попался отчаянный — не сворачивал с курса ни на градус и тоже поливал бомбардировщик огнем, оплетая его трассами, будто цветными шнурами.

«Вот тебе на! А везде пишут, что боятся они атаковать в лоб! И таранить!» — бледнел Володя, продолжая давить на спуск.

Сейчас ему казалось, что оба самолета связаны резиновыми канатами, которые, со страшной силой сокращаясь, притягивают их друг к другу. Было жутко глядеть на эту изукрашенную смерть, летящую прямо в голову. Он перестал различать уже свои и чужие трассы, перевившиеся в один толстый жгут. Злобно мигали пулеметно-пушечные огоньки «месса». Он рос на глазах, расширяясь и заслоняя небо.

В последний миг Володя выпустил очередь и прикрыл голову рукой, ожидая удара, но «мессер», сверкнув светло-зеленым брюхом, пронесся над самым бомбардировщиком. И непонятно было: то ли он «подпрыгнул», то ли успел снизиться Медведев…

Почувствовав, что куда-то проваливается, Володя открыл глаза. Повернувшись, он со страхом увидел под ногами дыру — открывшийся люк. Виднелась серая щетина перелесков и заснеженная близкая земля. Коснувшись лица, скрылись в люке коричневый бланк бортжурнала и зеленая полетная карта. За ними исчезли карандаш, резинка, навигационная линейка. Мощный, оглушающий рев двигателей вперемежку с хрипло-басовитым гулом набегающего потока воздуха заполнил кабину, ударил в уши. Запахло маслом, бензином, еще чем-то жженым.

Лежавший на краю люка парашют вдруг сдвинулся и нырнул в отверстие. Обтекавшая самолет стремительная струя, создав в люке пониженное давление — воронку, словно могучий насос, высасывала из кабины все, что плохо было закреплено. С головы сорвало незастегнутый шлемофон, подшлемник, с ног поползли меховые унты. Мелькнув желтым взъерошенным подшерстком собачатины, пропали под самолетом.

Володя, не успев за что-нибудь уцепиться, сам очутился по пояс в люке. Будто невидимый силач тянул его неудержимо из самолета. В последнюю секунду он инстинктивно развел локти и точно приварился к закраинам люка. Набегавшая сзади жгучая струя вмиг прижала его ноги к обшивке, сорвала с них унтята, шерстяные носки и впилась тысячами жал.

«Только бы удержаться! Только бы не вывалиться!»

Володя, приподняв искаженное напряжением лицо, вкладывал всю силу в растопыренные руки. Он даже попытался приподняться на локтях и залезть в кабину. Но тут же понял, что впустую тратит силы.

«Только бы добраться до аэродрома! Скорее сесть! Но до посадки… час или два?! Нет, не выдержать! Конец! Конец! Конец!» — стучало в висках.

Володя заметил на левом запястье кировские наручные часы, похожие на маленький будильник. 12.23… Значит, недавно прошли линию фронта. В 13.01 будем дома… Он хорошо помнил эту цифру, потому что сам ее рассчитывал и сообщил командиру.

«А командир, наверное, думает — меня убили, не отзываюсь…» И действительно, Медведев считал штурмана погибшим. Уйдя от истребителей, он несколько раз вызывал его по переговорному устройству, но так и не услышал ответа.

…Лицо Володи стал заливать липкий холодный пот. Сползая едкими солеными каплями, он жгуче бороздил щеки, разъедал разбухшие губы, щипал шею. И не было ни малейшей возможности смахнуть его…

Через какое-то время Володя почувствовал, что вроде бы застабилизировался: тело его привыкло к новому положению, и немного стерлась, а затем и прошла острота первоначального страха.

«Но почему все-таки открылся люк? Может, плохо закрыл его? Так нет, захлопнул как следует и ручку повернул. Неужели от резкого снижения?

Володе и в голову не приходило, что разрушил запор люка и открыл его снаряд, выпущенный «мессером».

«И надо же было парашют снять?! Жив останусь — вытребую летчицкий! ПЛ![13] Пусть сзади болтается…»

Ноги жгло, точно пламенем, потом перестало. «Как бы не отморозить», — забеспокоился Владимир. Он попытался свести их вместе — получилось — и стал тереть одну ступню о другую. Потом немного втянул их в трепещущие штанины комбинезона. Но вскоре он перестал чувствовать ноги, потом руки, а затем вообще все тело. С удивлением и даже некоторым страхом глядел он на локти, которые сейчас ему казались перекладинами-распорками…

От холода, страха и вибрации дробно постукивали зубы. Потом началось самое страшное — стало исчезать сознание. Голова свешивалась на грудь. В любой момент он мог провалиться в бездну. Он потерял счет времени. Изредка его губы все же шевелились. «Держаться! Держаться!» — командовал он себе…

Он не помнил, когда и как самолет приземлился, зарулил на стоянку и как к нему отовсюду стали сбегаться однополчане. Как вытащили его из люка, закоченевшего, едва живого, с разведенными локтями.

— Володя! Владимир! Вы живы? — кричал ему в уши. Медведев и растирал его щеки ладонями. — Вы слышите меня, Володя? Вы сбили того нахального «месса», слышите?.. — и растирал, растирал руки штурмана шерстяными перчатками.