В случае беды

– Если хочешь, я с ним вообще не буду встречаться.

– Когда у вас с ним свидание?

– В субботу вечером – в этот день он не работает на заводе.

– Тебе хочется видеть его в субботу вечером?

Она промолчала. В воскресенье утром, позвонив на улицу Понтье, я понял по смущению Иветты, что она не одна. Это был первый известный мне случай, когда она привела кого-то в квартиру, которая, по существу, является нашей общей.

– Он у тебя?

– Да.

– Встретимся у Луи?

– Как скажешь.

Ночь с субботы на воскресенье стала их ночью, и некоторое время Мазетти верил в басню о великодушном адвокате. Иветта призналась мне, что иногда забегает днем на набережную Жавель поцеловать его, когда он занимается.

– Я прихожу лишь затем, чтобы его подбодрить. Комнатка у него крошечная, в гостинице живут только заводские, главным образом арабы и поляки. Я их боюсь. На лестнице они даже не посторонятся, чтобы дать мне пройти, и смотрят на меня масляными глазами.

Мазетти бывает на улице Понтье и в другие дни, кроме субботы: однажды ближе к вечеру я разминулся с ним в воротах. Мы узнали друг друга. Он заколебался, потом неловко кивнул, я вежливо ответил.

Словно для того, чтобы придать истории пикантность, Иветта, как я и ожидал, в конце концов призналась ему, что я не только ее благодетель, но еще и любовник

Она рассказала тлю налет на улице Аббата Грегуара, на этот раз как было на самом деле, и добавила, что ради нее я поставил на карту свою честь и положение.

– Этот человек для меня святыня, понял?

Но разве важно, сказала она это или нет? Главное, что он не стал возражать и, когда мы вторично встретились с ним на улице, кивнул, с любопытством посмотрев на меня.

Я все думаю, не внушила ли еда ему" что я импотент и удовлетворяюсь такими забавами, "которые не могут вселять в него опасения. Это, конечно, чушь, но мне она рассказывала еще менее правдоподобные басни.

Ни он, ни она ничего, разумеется, не понимают. И теперь происходит то, что должно было случиться.

– Что еще он сказал? – спросил я, когда мы добрались до квартиры

– Уже не помню. Да и повторять не хочу. Словом, все, что молодые люди говорят о мужчине в возрасте, если тот ведет себя как – влюбленный.

– Она открыла шкаф, и я увидел, что она пьет прямо из горлышка.

– Прекрати!

Она взглянула на меня, но успела сделать последний глоток и заплетающимся языком спросила:

– А ты не можешь при своих связях устроить так, чтобы его посадили?

– Под каким предлогом?

– Он угрожал

– Чем?

– Ну не прямо, но дал понять, что найдет способ избавиться от тебя.

– В каких выражениях?

Тут – я это знаю – она соврала, в любом случае присочинила.

– Даже если ты говоришь правду, это недостаточное основание для ареста. Тебе что, хочется, чтобы он сел?

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье. Ты же знаешь: у меня нет никого, кроме тебя.

Она говорит то, что думает, и это серьезней, чем ей кажется. Если ее опять предоставить самой себе, она очень скоро плохо кончит.

– Мне худо, Люсьен.

Я это вижу. Она перепила, и сейчас ее стошнит.

– Вот уж не думала, что все так обернется! Считала, что устроились мы удобно. Знала, что ты доволен...

Она отдает себе отчет, что ляпнула лишнее.

– Прости. Но ты сам видишь: со мной вечно одно и то же. Я стараюсь сделать как лучше, но за что ни возьмусь – все кончается плохо. В одном жизнью могу поклясться – больше я с ним не увижусь. Выглянул бы ты на улицу.

Я слегка раздвинул занавеси, но под фонарями никого не заметил.

– Боюсь, как бы он не напился – он плохо переносит алкоголь. Обычно Мазетти спокойный и с ним легко, но от спиртного становится злым. Однажды выпил лишний стаканчик...

Не докончив фразы, она устремляется в ванную, откуда доносится икота Иветту рвет.

– Мне стыдно, Люсьен, – лепечет она между двумя спазмами. – Если бы ты знал, как я себе противна! Не понимаю, как ты можешь...

Я раздел ее и уложил. Потом разделся сам и вытянулся рядом. Несколько раз в беспокойном сне она лепетала имена, которых я не разобрал.

Возможно, Мазетти напивается сейчас в открытом всю ночь баре, каких в Париже достаточно, или мерит большими шагами безлюдные авеню, давая выход бешенству. Возможно также, он бродит по улице Понтье, как однажды я сам бродил под окнами дома на бульваре Мальзерб.

Если то, что рассказала Иветта, правда, Мазетти легко от нее не отстанет и не замедлит начать новую атаку.

Я, наверно, уже задремал, когда телефонный звонок поднял меня с постели и я бросился в гостиную к аппарату, больно ударившись ногой обо что-то из мебели. Первым делом я предположил, что звонит жена по какому-то неотложному делу – так уже бывало. Который час – я не знал. В спальне было темно, но в гостиной сквозь просвет между занавесями уже забелел рассвет.

– Алло!

В ответ я ничего не услышал и повторил:

– Алло!

Я понял: звонил Мазетти, не рассчитывавший застать меня здесь. Он узнал мой голос, но не повесил трубку, и я услышал его дыхание на другом конце провода. Картина была довольно впечатляющая, тем более что в полумраке, голая и бледная, возникла проснувшаяся Иветта, которая уставилась на меня широко раскрытыми глазами.