В смысле, я супергерой?

Хотя почти уверена, что кое-кто мог на нервишках прикладываться к трубке. Но это неподтверждённая и всецело осуждаемая информация! Тем не менее мать снова вышла на тропу войны.

– Устала она! Я тут, понимаешь ли, воздух сотрясаю в надежде, что на голову этого имбецила свалится проклятие, а ты улыбаешься блаженно? Стефания!

Поморщилась. В ее варианте мое имя вышло едва ли не ругательством. Вот вроде взрослые дамочки, а все туда же. На кой нам воевать? Но сложно переделать двух взрослых упрямых женщин.

– Я спать.

Поднялась и решительно направилась в сторону комнаты. Мать прооралась, теперь станет легче. Глядишь, за ночь давление не хватит. А я позорно капитулирую.

– В смысле спать? Стефа!

И тут, как всегда, вселенная решила, что слишком уж я спокойно живу, а бронзовый карниз на окне подумал, что пора и честь знать. Он уже столько лет там висел и наверняка страдал от того, что кое-кто шторы по три раза в год стирал.

Поэтому, когда я проходила мимо, он с треском отвалился от стены и непременно бы огрел меня по голове, причинив тяжкие телесные, как выразился бы Антонов, а то и принеся смерть.

Ибо мать моя была фанаткой всего самого замечательного, дверного, качественного и тяжелого. Но! Она же каким-то образом передала мне гены с признаками суперспособностей.

И вот словно в замедленной съёмке мы наблюдаем, как карниз норовит убить меня, а я… Ловко и легко перехватываю его, как пушинку, прямо над головой.

Мать смотрит на меня, выпучив глаза. Я смотрю на карниз,как бы между прочим роняя его на пол. Карниз от этого проламывает дыру в паркете. Занавес.

Поняла только, что все равно, кажется, попала.

Глава 35. Стефа

И вот ночь. На столе древняя настойка, к которой я все равно отказалась прикладываться, несмотря на уговоры. И первые в жизни задушевные беседы с матерью.

– Ну а чего Ивана-то не приложила? Я б с такими способностями его в бараний рог свернула.

Мать моя женщина уникальная. Психовать и орать она не стала. Просто молча удалилась на улицу, чтобы прогуляться. А потом пришла и выдала вот это:

– Нет, чтобы спросить, как я вообще такое пережила.

– Ну, раз сидишь здесь, то пережила. Я уж, признаться, начала продумывать, как у бывшего твоего, уродца, Аню отсудить, пока этот карниз летел.

Покачала головой. Словно мы не мои суперспособности обсуждали, а то, сколько картошки будем сажать следующей весной и не дешевле ли купить, учитывая список медикаментов и химии от колорадского жука.

– Аня его терпеть не может. Я в тебя верю, ты бы справилась.

А ведь и правда. Я же теперь каждый день проживаю, сидя на бомбе замедленного действия. То в небо улечу бесконтрольно, то рухну вниз. Вон. Синяки ещё не зажили от последнего полёта.

– А летать ты умеешь?

Посмотрела на нее. Мать сидела с непрошибаемым выражением на лице. Такая деловая, будто планировала мне план жизни на пятилетку и сейчас ей крайне важно было узнать,насколько я способная.

– Умею.

Но снова не угадала. Лицо матери просияло, и она подскочила как ужаленная. Я с удивлением увидела, как она стартанула куда-то в кладовку. Нет, что ни день, то сплошная нервотрёпка.

Признаться, Антонова мне не хватало. Уже как-то привыкла к его уверенности и вообще. Неплохой он парень. Жаль, молодой слишком. А так мало ли…

Эти мысли, к моему ужасу, стали посещать мою буйную голову все чаще. Всё-таки это проблема для меня начала обретать конкретные очертания.

Может, мы с ним всё-таки тогда переспали? Да ну, нет. Быть не может. Антонов бы тогда не смог не растрепать. Он слишком мягкотелый. Да и вижу, как он на меня поглядывает.

Я задумалась, крутя в руках серебряную ложечку. Кажется, такую ещё бабушка моя покупала давным-давно. Красивая, с аккуратным не потемневшим цветочком.

За окном была непроглядная тьма. Мать все никак не возвращалась, но я слышала, как за дверью что-то гремело и шуршало. Может, она так стресс снимает?

Наконец из-за двери показалось сначала нечто чёрное, а потом и моя матушка. Я с сомнением смотрела на то, как она вытаскивает какой-то странный целлофан.

– Ты собралась убить меня, расчленить, а потом в пакете мусорном вытащить закапывать?

В моём голосе явно прослушивалась ирония. Мамица же недовольно закатила глаза и выдала:

– Да мне надо макушку на груше подрезать. Там лестницу никак не поставить. Давай, слетай быстренько, а? А пакет, это чтобы соседи не увидели.

Секунду я сидела и тупо пялилась на ручной секатор в ее руке. Это она, получается, десять минут копалась в подсобке, чтобы я…

Не удержалась и зашлась в истеричном смехе. Это все. Тушите свет. Из всего того, что мать может сказать дочери, у которой внезапно обнаружились суперспособности, моя предпочла монолог о груше с вручением секатора.

Кажется, я ещё никогда в жизни так не смеялась. Совсем чокнулась моя мамашка. Та же с непроницаемым лицом ждала,пока я насмеюсь. Когда слёзы кончились, утирая их, я ответила:

– Ты чокнутая.

Та в отместку лишь фыркнула, скрестила руки на груди и недовольно заявила:

– А ты летать умеешь, но это не значит, что ты перестала быть моей дочерью!