– Мрачнуха, однако. По-вашему, мы тоже кому-то мешаем и на нас так же смотрят?
Сосед пожал плечами.
– Да уж, философ, и как вы с такими мыслями только живете?
– Так меня и не спрашивают. – Он задрал палец в потолок. – Может,
– А я верю! – подал голос Санджар Быхеев. – Всех, всех вас осудят, как в Писании сказано!
– И отчего православные такие добрые? – зевнул Никита Мозырь. Положив подушку к изголовью, он спрятал под нее свои длинные ногти. – Ладно, выключайте свет, спать пора.
Солнце било в распахнутое окно. Свернувшись под одеялом, Никита Мозырь тут же захрапел.
Кровати в палате были привинчены к полу. Раз и навсегда. А распорядок намертво прибит ко дню. Утром очередь в уборную сменялась очередью в столовую, а та – в процедурную. Сестры делали уколы, раздавали таблетки. А потом все ждали обхода врачей. Олег Держикрач по-прежнему решительно расхаживал по больничному коридору, отдавая распоряжения. Раньше он не держал в памяти пациентов, считая это вредным, отдавая работе лишь служебное время, но Никита Мозырь не шел у него из головы, и неожиданно для себя он зачастил в шестую палату.
– Ну, Никита, что сегодня мешает жить? – говорил он, молодцевато подтягиваясь, отчего казался еще выше.
Мозырь сидел в обычной позе у стены с подушкой, уйдя в свои мысли глубоко-глубоко, так что без движения его ноги стали затекать.
– Как и всегда, – оскалился он в ответ, подняв голову и зажмурившись, точно вернулся с того света. – То же, что заставляет выживать.
– Программы?
– Они самые. Но сегодня больше не внутренние беспокоят, а внешние. Зачем нам мозги пудрят? «Будь таким, будь сяким!» А в подоплеке: «Будь как я!» Им от этого лучше?
– Да кому им? Тем, которые следят?
– А весь секрет в том, – пропустил Никита Мозырь, – чтобы вести жизнь, свойственную своим программам. И наплевать на всех.
– А если всем будет плевать?
– Страшно подумать! Сейчас-то всем на всех только чихать.
Олег Держикрач усмехнулся. Он вспомнил свои сообщения в группе, но в чужих устах его мысли выглядели глупо. А Никита Мозырь гнул свое:
– Каждый выгоды ищет, я тех, кто мозги пудрит, понимаю. Но зачем их слушают?
У Олега Держикрача в памяти всплыл вдруг Сидор Куляш, превозносимое им медийное пространство, где после своей гибели поселились боги.
– Значит, и у них своя программа, – произнес он, чтобы не молчать.
Никита Мозырь выдернул перо, торчавшее из подушки, и, сдунув с ладони, сосредоточенно наблюдал, как оно, кружась, точно затягиваемое воронкой, опускается на пол.
– А если в программе сбой? Это и есть ненормальность? В разные века с ума сходят по-разному. Разве не безумцы изгоняли бесов? Разве не сумасшедшие призывали к бедности? А представьте инопланетянина, который изучает нашу жизнь. Ему говорят: цивилизация, закон… Уверяют, жизнь бесценна, за убийство из-за решетки не выйдешь. А потом сбрасывают бомбу, и миллионов нет. Война, объясняют. Боже, закричит инопланетянин, да они все ненормальные!
– Да, все зависит от точки зрения, – промямлил Олег Держикрач, вспомнив пациентку, которой посоветовал пересесть на велосипед. Однако такой радикальный взгляд на вещи пригвоздил его к стене. «Еще один Раскольников, – подумал он. – Зачем ему я? Пора выписывать».
– У каждого своя правда, – повернулся он к альбиносу с голубыми глазами.
– И своя выгода, – выстрелил ему в спину Никита Мозырь.
Преподаватель философии лежал с попыткой суицида. «Холост, детей нет, – сообщала его история болезни. – Жалобы на эмоциональную опустошенность и утрату вкуса». Сначала преподаватель философии пошел на поправку. Он легко вступал в беседу, называя свою попытку самоубийства ребячеством. «Нервы сдали, – краснел он. – Будто и не со мной было». Но в последнюю неделю ему стало хуже. Он отказывался от еды, и его держали на капельницах.
– Опять тарелка нетронута, – делано рассердился Олег Держикрач. – Так никогда не поправитесь.
– А зачем? Я не чувствую, что живу, может, почувствую, как умираю.
– Ну, вы же философ, – переменил тон Олег Держикрач. – Разве можно поддаваться настроению? Будьте стоиком!
Олег Держикрач бодрился, но, заглядывая в помутневшие васильковые глаза, думал, что его собственная тень давно не повторяет движений, а слова не отражают правды. Посидев с минуту, он поспешно встал, в дверях пожелал всем скорейшего выздоровления, нагнувшись, чтобы не задеть косяк, вышел. Вызвав в кабинет сестру, увеличил альбиносу дозу транквилизаторов.
– Скотская у меня работа, – жаловался он жене. – Кажется, уже столько лет, а привыкнуть все не могу. Может, не то избрал?
– Ну что ты, – успокаивала жена. – Ты же психиатр от Бога.
«Значит, профессия от дьявола», – добавил про себя Олег Держикрач.