В социальных сетях

Написав Ульяне Гроховец, Матвей Галаган испугался своей решительности. А вдруг примет приглашение? Придется тащиться черт-те куда. Он уже жалел о своем предложении, воображая незнакомую женщину со своими привычками, капризами и представлениями, под которые придется подстраиваться. Так что, получив отказ, Матвей Галаган с облегчением вздохнул. Он был доволен тем, что преодолел себя. «А все же хорошо, что мы не увидимся», – опять подумалось ему про членов группы с их ни к чему не обязывающими отношениями. Из всей группы он хотел встретиться лишь с Раскольниковым, в котором видел родственную душу и с которым, как ему казалось, нашел бы общий язык. Но Раскольникова исключили из группы, и он больше не напоминал о себе.

Дома Матвей Галаган убеждал себя, что деньги ничего в его жизни не поменяют, и думал служить до пенсии, а в гарнизоне считал дни до того, как пойдет в контору. «Странно, – глядел он на своих солдат, – разбогатеть мечтали они, а деньги свалились мне. Какой в этом смысл?» Домой идти не хотелось, и сразу за воротами военного городка Матвей Галаган зашел в бистро со «стоячими» столиками. Он глядел на высокий длинный забор с колючей проволокой. «Деньги – это свобода. Молодым ее не вынести, потому что свобода – это пустота со страхом пустоты, это ответственность перед собой, а значит, одиночество». Вспомнив сестру, Матвей Галаган стал гадать, замужем ли она до сих пор и как отнесется к нему, если он вдруг нагрянет, поселившись где-нибудь поблизости. С этими мыслями он быстро набрался, так что, обводя мутным взглядом пассажиров в автобусе, не узнавал никого. Лестница в подъезде показалась ему бесконечной, будто вела в небо. Корябая ключом замочную скважину, Матвей Галаган подумал, что и сам сошел с ума от одиночества, и в прихожей покрутил себе в зеркале у виска. «С деньгами примет», – подумал он про сестру и, усмехнувшись, почувствовал себя, как в армии, когда появился план, следование которому избавляет от всех сомнений. Он решил больше не тянуть и пойти в контору завтра. Повернувшись на бок, Матвей Галаган заснул сном праведника, так что соседям пришлось заткнуть уши от его храпа.

Возможно, так бы все случилось, как он предполагал, но судьба – опытный шулер и джокеров в рукаве у нее всегда два. К этому времени сестра Матвея Галагана овдовела, оставшись с ребенком на руках, и остро нуждалась в деньгах. Брата она давно вычеркнула из своей жизни, а если и вспоминала, то со злостью: «Тоже мне, родственничек, умру – не узнает». Ей казалось несправедливым, что он не помогает племяннику, и то, что Матвей Галаган не знал о его существовании, в ее глазах не извиняло брата.

– Небось, в генералы метит, – жаловалась она подруге, когда пришло известие о наследстве. – Что он, страдал, как я? Мыкался с ребенком по углам? С какой стати ему половина?

Сестра так и осталась умнее, быстро сообразив, что наследство, разделенное на двоих, уменьшится для нее ровно на половину.

– Сама с детьми, как муж ушел, – вздохнула подруга. – Алименты, правда, хорошие, но отца ж не заменят.

Они сидели за столом с грязной скатертью, и подруга возила по ней хлебные крошки. Пораженная пришедшей мыслью, сестра Матвея Галагана схватила ее за руку.

– Слушай, а твой бывший по-прежнему промышляет? Помнится, ты говорила…

– Мало ли что я говорила!

Они замолчали, глядя друг другу в глаза, в которых было все, кроме смирения.

– Может, все-таки напишешь? – не выдержала сестра Матвея Галагана, не отпуская руки.

Подруга сощурилась:

– А что мне с этого?

– Что я, дура? Не обижу. Там на всех хватит.

И опять они уставились друг на друга, не мигая, точно ящерицы в раскаленной пустыне – одинокие и злые.

– Хорошо, напишу. Время не терпит?

– Чем быстрее, тем лучше.

Сестра Матвея Галагана знала один из его старых адресов, и ей казалось, что разыскать брата вперед адвокатов не составит труда.

Вечер в гарнизонном городке выдался скверным, но дождь уже сходил на нет, тихо потрескивая за окном, как масло на сковородке, и его заглушало назойливое, пронзительное стрекотание сверчка, точно грозившего от одиночества выкинуть какую-нибудь злую шутку – подточить деревянную стену у дома или надрывным плачем свести с ума его обитателей. Матвей Галаган дважды выходил за дверь, впотьмах шаркал сапогом по мокрой траве, от которой пахло свежестью, переносившей в детство с деревенским скошенным сеном, давил ее наугад каблуком, но сверчка, тут же замолкавшего, не нашел.