В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Я знал, что оценка коронных драгоценностей и регалий была чрезвычайно высока и уже по этой причине они не могли быть проданы. Эти предметы были оценены по их исторической ценности, которая, разумеется, ничего общего не имела с рыночной оценкой. Тем не менее поручение должно было быть выполнено, поэтому я отправился в Амстердам вместе с Дубровицким к г. Т., одному из самых выдающихся и уважаемых местных ювелиров. Едва мы коснулись этого вопроса, как Т. внезапно спросил меня:

«Позвольте, как же это? Коронные драгоценности мне уже раз предлагали. Я уже тогда заявил, что я таких вещей не покупаю, что я являюсь покупателем только на драгоценные камни без оправы».

Л. «Кто же Вам предложил эти предметы?»

Т. «Я это прекрасно помню, у меня даже альбом был, он у меня и теперь еще сохранился. Да и визитная карточка того господина, который вел со мной переговоры, тоже у меня, кажется, есть».

Дубровицкий побледнел от волнения. Я спросил его, не знает ли он что-нибудь по этому поводу. Дубровицкий не успел ответить, как Т. уже явился с фотографическим альбомом. Я его просмотрел. Это были без сомнения снимки предметов, принадлежавших к коронным ценностям. На визитной карточке стояла совершенно мне незнакомая немецкая фамилия, по всей вероятности какого-нибудь посредника.

Я извинился перед Т. и объяснил ему, что мне это предложение совершенно неизвестно и что оно исходит без всякого сомнения от какого-нибудь посредника, а не официального учреждения. Единственным учреждением по продаже русских драгоценностей является валютное управление, представители коего ныне ведут с ним переговоры. Т. еще раз заявил, что он не интересуется покупкой коронных регалий и драгоценностей и на этом мы закончили наш визит.

Когда мы вышли, я спросил Дубровицкого, в чем собственно дело, так как у меня совсем нет охоты попасть еще раз в такое неприятное положение. Тогда, после некоторого колебания, Дубровицкий рассказал мне следующее. Комиссариат финансов получил несколько времени тому назад — еще до моего приезда в Москву — приказ от советского правительства вручить Коминтерну фонд, состоящий из драгоценных камней. Этот фонд и был в свое время изъят из «Гохрана». Для этой же цели были затребованы еще три альбома со снимками коронных драгоценностей и коронных регалий, причем альбомы он, Дубровицкий, сам составил. Тот альбом, который мы сейчас видели у Т., без сомнения один из этих трех альбомов. Дело можно себе представить только так: «Коминтерн», который получил эти альбомы, пытался через своих агентов в Германии или Голландии найти покупателей на эти предметы, и с этой целью обратились и к Т.

На коронные регалии и драгоценности не нашлось покупателей и впоследствии. Были ли за это время отдельные предметы разобраны и содержащиеся в них камни проданы, мне неизвестно.

Когда я в сентябре 1923 г. вернулся из Лондона в Амстердам, где Дубровицкий и другие члены комиссии находились уже несколько месяцев, мне сказал шеф голландской фирмы, купившей весной 1923 г. у валютного управления большую партию драгоценных камней, что Дубровицкий, разыгрывающий в Голландии роль начальника комиссии, сообщил ему обо мне следующее:

«Нам Л. нужен. Его опыт, его юридические и коммерческие знания нам необходимы, но мы ему не доверяем. Он не коммунист, и мы ему доверять не можем. Доверенным лицом являюсь здесь я».

Я возразил голландцу лишь следующее:

«Это замечание явная бестактность, но при существующем положении вещей я не хочу на это реагировать. Для меня решающим является то, что комиссар финансов мне доверяет. Что же касается этого молодого человека, то его мнение для меня безразлично».

Однажды, вскоре после этого, ко мне подошел Дубровицкий весь сияющий: «Тов. Л., теперь я Вам доверяю, теперь я могу спокойно Вам это сказать!»

«Что случилось?» спросил я его.

Д. «Сегодня я встретил одного старого товарища, с которым я говорил о Вас. Он Вас уже 8 лет знает, еще задолго до революции, и он мне заявил, что Вы абсолютно честный человек».

Я сейчас же понял, откуда у него эта новость. Дело шло об одном образованном, интеллигентном человеке, который работал до революции под моим началом в Шуваловском Обществе и теперь состоял советским генеральным консулом в европейском крупном городе. Этот человек мог сказать обо мне только положительное. Это якобы наивное проявление доверия вывело меня, однако, из себя, и я осадил его:

«Пожалуйста, продолжайте Вашу работу, тов. Дубровицкий, и заметьте себе: мне наплевать на то, доверяете ли Вы мне или нет. Я исполню свой долг по мере моих сил и затем отдам отчет о своей деятельности народному комиссару финансов Сокольникову, а не Вам».

Для меня было ясно, что Дубровицкий не будет мне доверять, даже если получит самые лучшие сведения касательно моей личности, и это предположение не замедлило подтвердиться дальнейшими событиями.