В спальне с Elle (СИ)

Ошарашенный эльф стоит и, открыв рот, смотрит на полуобнаженную ведьмачку, будучи не в силах ни произнести ни слова, ни шелохнуться. Цири краснеет все больше, но, понимая, что отступать некуда, скидывает сапоги и оглядывает помещение в поисках кушетки или стола, чтобы прилечь.

ЦИРИ: Эре… Ауберон сказал, что у меня резьба сбита… (двигает в сторону лежащие на письменном столе ведуна бумаги, ложится и предъявляет ведуну свое дефективное место для изучения) Посмотришь?

Красный, как помидор, Аваллак’х решается подойти и, сгорая от стыда, разглядывает ту часть тела, на которую поступила жалоба.

ЦИРИ: Снаружи-то все нормально. Ты внутри посмотри. Ну, то есть, палец засунь. Чувствуешь?

Руки ведуна трясутся.

АВАЛЛАК’Х: Нет.

ЦИРИ: А ты глубже засунь, вот так. Есть что-нибудь?

АВАЛЛАК’Х (по его лицу пробегает сначала тень недоумения, затем сменяется изумлением): Странно как… первый раз такое встречаю… то есть, второй. Или даже третий… Цири, я могу тебя попросить на минутку закрыть глаза? Я хотел бы кое-что проверить.

ЦИРИ: Да пожалуйста.

Ведьмачка улавливает копошащийся звук, шуршание одежды, словно кто-то ее снимает.

АВАЛЛАК’Х (бормочет): Ну надо же! Прям один в один. Вот уж не думал, что такое еще когда-нибудь увижу…

ЦИРИ: Можно уже глаза открывать?

АВАЛЛАК’Х (испуганно): Нет! Обожди секунду.

ЦИРИ: Долго еще?

АВАЛЛАК’Х: Все, открывай.

Цири открывает глаза и видит, что, кроме выражения лица ведуна, в принципе ничего не изменилось.

ЦИРИ (скептически): Ну, и каков вердикт?

АВАЛЛАК’Х (загадочно улыбаясь): Все, как я и думал: ты уникальна. Старшая Кровь все ж таки.

ЦИРИ (уныло): И как это понимать?

АВАЛЛАК’Х (назидательно): А понимать так, что с Аубероном у тебя ничего не выйдет… Как почти и ни с кем другим.

ЦИРИ (возмущенно): То есть как?

АВАЛЛАК’Х: А вот так. Природа позаботилась о том, чтобы такая ценная кровь, как твоя, с чьей попало не смешивалась.

ЦИРИ: А с чьей же ей смешиваться?

АВАЛЛАК’Х (уклончиво): Есть индивиды. Наверно.

ЦИРИ: И где ж мне их искать, скажи на милость?

АВАЛЛАК’Х (снова краснея): Возможно, ближе, чем ты думаешь.

ЦИРИ: А конкретней?

Ведун закусывает губу и опускает аквамариновые глаза, о чем-то размышляя.

АВАЛЛАК’Х: Если сегодня вечером ты бы согласилась оказать мне честь и прокатиться со мной на лодке, то я, возможно…

ЦИРИ (грубо его перебивая): Не, спасибо, не надо. Я уже каталась на лодке, меня аж укачало и чуть не вытошнило. Я лучше с Аубероном в шашки сыграю. А ты, я вижу, помочь все равно не можешь.

Расстроившись, но все же не удивившись такому ответу, ведун едва заметно пожимает плечами.

АВАЛЛАК’Х: Как знаешь. Мы можем обсудить это как-нибудь в другой раз.

ЦИРИ: Ага. (про себя) Когда жареный единорог в попу клюнет. (Аваллак’ху) Ладно, раз ты мне помочь не можешь, то я пойду. А то тут скучно. Увидимся. (Убегая) Завтра расскажу, как с Аубероном было.

Аваллак’х смотрит в спину убегающей Цири и вздыхает. И все же, несмотря на кажущуюся грусть, видно, что он не так уж недоволен. Усмехнувшись, щурит глаза.

АВАЛЛАК’Х: Хм… Вот оно какое — Предназначение.

========== Мертвец ==========

Нарушив скребущим душу скрипом безлунную ночную темноту, дверь в склеп медленно отворилась. Первым внутрь заглянул тусклый, мерцающий ядовитым зеленым светом магический фонарь. За ним в узкий дверной проем протиснулся седовласый и красивый, статного вида эльф. Во второй его руке мерно покачивался черный бархатный мешок.

Едва лишь успев переступить подгнивший порог, он тут же споткнулся об отвалившийся от полуразрушенной стены камень. «D’yable!» Вздрогнул, испугавшись причиненного им же шума. Прислушался.

Света магического фонаря хватало лишь на то, чтобы разглядеть пространство не более, чем в метре от себя. Это одновременно пугало и успокаивало: страх пред неизвестным и нежелание видеть то, чего видеть, возможно, не стоит, уравновешивали друг друга.

Уже внимательно смотря себе под ноги, эльф двинулся в глубь помещения. Там, у противоположной стены, укрытый, как одеялом, пылью веков на постаменте покоился древний саркофаг.

— Хм, — эльф провел изящной белой рукой по полустертой надписи, — хорошо, что раньше низко делали: вместо стола будет.

Поставив фонарь на крышку, положил рядом и мешок; путаясь в завязках, трясущимися от волнения пальцами развязал его и вывалил содержимое наружу: без надписи на обложке фолиант, склянки с вазелином, розовым и гвоздичным маслами, единорожье копыто, кладбищенская пыль и миниатюрный портрет пепельноволосой девушки в позолоченной рамке. Открыл книгу в нужном месте и, щурясь, пробежался глазами по строкам.