Читаем В спальне с Elle (СИ) полностью

КАРАНТИР: А ты вообще стоишь и ничего не делаешь, точнее, делаешь — тужишься так, будто вот-вот родишь.

ЦИРИ: А что я должна делать? Биться головой об стенку, чтобы пробить в ней дыру? Так это уже твой дружок Эредин пробовал, и ничего не вышло.

ЭРЕДИН: (с досады плюнув на пол, себе под ноги) Вообще-то головой я как раз не пробовал.

ЦИРИ: А жаль — она у тебя самая ненужная часть тела.

КАРАНТИР: А ты стрелки не переводи, а продолжай тужиться, авось твоя хваленая Старшая Кровь возьмет, да и сработает разок, как надо.

ЦИРИ: (огрызаясь) Устала я пробовать, не получается ничего — невозможно отсюда телепортироваться.

КАРАНТИР: А может, это просто Ген с браком?

ЦИРИ: (замахиваясь на навигатора) Да пошел ты! И друзья твои тоже! Это из-за вас я тут застряла.

Цири садится на пол у стены, складывает руки на поджатых коленях и замирает в такой позе. Сообразив, что их надеждам выбраться отсюда сбыться пока не суждено, Эредин, Карантир и Аваллак’х тоже устраиваются на полу со всем возможным удобством. В течение получаса длится молчание, которое наконец прерывает Карантир.

КАРАНТИР: Ну что делать будем? Есть еще гениальные идеи?

Никто не отвечает.

КАРАНТИР: Давайте хоть поговорим, а то скучно.

ЦИРИ: (сердито) А о чем с тобой говорить?

КАРАНТИР: Да о чем угодно. Если уж нам суждено провести здесь… не знаю сколько времени, можем узнать друг друга получше.

ЦИРИ: Да меня и так тошнит от всех вас, еще и признания ваши выслушивать не хватало.

ЭРЕДИН: (внезапно оживившись) А давайте, хоть развлечемся. Кто начнет?

КАРАНТИР: Я — это ж мое предложение.

ЭРЕДИН: (проницательно глянув на соратника) Ну валяй.

Откинув голову, Карантир уперся затылком в холодную стенку и задумался.

КАРАНТИР: Забавно, но в этой комнате, кроме меня, собрались трое личностей, которых я ненавижу и презираю больше всех на свете… Прежде других я возненавидел тебя, Креван, и, наверно, понятно почему. Ты дрессировал меня, словно бы я был охотничий пес, но при этом ты всегда знал, что всю свою жизнь я буду хромать на одну лапу. А потом ты уверял, что у меня все отлично получается, но я же видел, что ты был разочарован. И как бы я ни пыжился, все выходило не то, я никогда не дотягивал до твоего идеала. А однажды ты потерял веру в меня окончательно, и тогда в моей жизни появился ты, Эредин, и на этот раз после мага второго сорта я стал уже воином второго сорта. И наконец появилась законная наследница гена Лары Доррен — Цири. И я снова стал вторым, проиграл какой-то паршивой dh’oine. А после — и ведьмаку. Какой позор. Знали бы вы с какой радостью я свернул бы вам всем шеи… Ну вот, я закончил. Кто следующий?

ЭРЕДИН: Я. Ненавижу проигрывать. И не менее этого ненавижу ошибаться. Когда я решил избавиться от Ауберона, я не считал себя неправым. Когда он уже отошел в мир иной, совесть во мне не проснулась, да и сейчас я не испытываю ее угрызений. Все шло хорошо до того момента, пока я не стукнулся башкой о тот чертов мост. Потом я даже приказал его снести… Но какого черта я тогда в беседке тебя не трахнул, а, Цири? Слабо мне верилось в твой потенциал, да и рожа у тебя премерзкая. А потом оказалось, что я… кажется, ошибся. И теперь я здесь и снова вижу тебя. Словно кошмар какой-то. И вот я думаю, если трахну тебя сейчас, может, все изменится к лучшему. Что скажешь, Цири?

ЦИРИ: Что скажу? Что надоели вы мне! Сначала один обзывает дерьмом, а потом цветы дарит. Зазывает в беседку, я ожидаю кучу романтики, а он мне выдает какую-то хрень про заговор против короля. И в итоге никакого секса! Второй не хочет, но должен, но не может: только раззадорил, руки распустил, и что? Что, я вас спрашиваю? А ни черта! Сдох! Ну и третий тоже хорош. «Лару люблю, а тебя не люблю!» Потом присайгачил меня спасать, жизнью рисковал, ночью жопами терлись, и что в итоге ты мне сказал перед тем, как я вошла в тот идиотский портал? «Цири, все будет хорошо». И как только меня и след простыл, ты засобирался на Тир на Лиа, словно ничего и не было! Даже не подождал! Я-то, наивная, ожидала, что ты кинешься за мной, чтоб убедиться, что со мной ничего не случилось. Вот дура! Зато благодаря вам, сладкие мои, я познала великую истину: мужики все придурки и девственности моей не заслуживают. И только пусть кто-то из вашего брата попробует меня пальцем коснуться — хрен нахрен отрублю!

Карантир и Эредин многозначительно переглянулись.

ЭРЕДИН: Крева-а-ан…

Поерзав на жестком полу, Аваллак’х устроился поудобней.

АВАЛЛАК’Х: (дернув плечами) Меня Лара бросила.

ЭРЕДИН, КАРАНТИР и ЦИРИ: (хором) О-о, не-ет! Только не э-это.

АВАЛЛАК’Х: Ну а что? Я думал, мы о наболевшем.

ЭРЕДИН: Но не про Лару же! Новое что-то расскажи.

АВАЛЛАК’Х: (поразмыслив с минуту) Я, когда в Уму превратился, дуду свою потерял.

========== Белый Ад. Часть 4 ==========

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство