В споре со временем

Всего этого не стало. Но зато я видела вокруг благополучие многих семей. И тогда вдруг я почувствовала то, чего не чувствовала все эти годы,своё невероятное одиночество в окружении людей!.. Одиночество на людной улице или в людном зале… Тут-то и был, вероятно, самый трудный и самый переломный период моей жизни. Вероятно, легче бы мне было, если б можно было вот здесь же, сейчас же во всеуслышанье сказать, крикнуть, что у меня есть свой любимый, которого я жду и буду ждать, только помогите мне его дождаться!..

Но я должна была молчать…

Я написала Сане письмо. Я очень хочу к нему приехать. Уже год, как мы не видели друг друга. Я очень-очень хочу этого… Я не могу без этого… Ну, летом… Ведь у меня двухмесячный отпуск…

В марте пришёл ответ. «Дорогая моя девочка! — писал мне Саня.Приезжать ко мне совершенно бесполезно, ибо свидание абсолютно невозможно». Он писал, что «только на третье лето мы сможем увидеться», что «незачем думать о будущем, потому что это только расслабляет», что «надо искать смысла существования в сегодняшнем дне».

Наступила для Сани седьмая тюремная весна.

Пока шла тяжёлая зима, было, кажется, даже легче, потому что у Сани была конкретная близкая очень важная цель в жизни — пережить во что бы то ни стало эту зиму. И он очень удачно пережил эту зиму, даже насморка серьёзного не было, освобождение от врача брал всего на один день в декабре — по непонятной причине повысилась температура, а ничего не болело. А вот прошла зима «и не стало этой конкретной близкой цели». И снова почувствовал Саня то, о чём зимой не думалось, что «до конца срока по-прежнему далеко, жить по-прежнему тяжело».

* * *

В связи с делами рязанского отделения Менделеевского общества, возможно, иногда просто под этим предлогом доцент С-в довольно часто навещал мою кафедру.

Как-то он зашёл ко мне в институт, когда я уже собиралась идти домой. Предложил меня проводить. Я пригласила его зайти с нами пообедать. Они с моей мамой почувствовали друг к другу большую симпатию. Мама предложила ему заходить к нам. И он стал иногда приходить, порой — в моё отсутствие.

Я считала С-ва бездетным вдовцом. Маме он рассказал, что у него есть два сына. Мама относилась к В. С. с большой теплотой. Она боялась моего неизвестного будущего с Саней.

Когда В. С. предложил мне стать его женой, я сказала, что это абсолютно невозможно. Спустя некоторое время я объяснила ему, почему. В. С. всё же не отступился.

Позже Александр Исаевич посчитает этого человека «негодяем за то, что он соблазнял к женитьбе жену живого мужа». А ещё позже сам не остановится перед тем, чтобы при живой жене соблазнять женитьбой другую женщину…

Мы с В. С. стали чаще видеться. У нас были общие интересы по работе ведь мы оба были физико-химиками. В. С. был старше меня на десять лет. Я получала от него немало полезных советов, стала ощущать в нём какую-то, может быть, первую в своей жизни настоящую мужскую опору: ведь я росла без отца, а с Саней мы были однолетки.

Летом того же 51-го года В. С. проявил такую напористость, что приехал в Ростов, где я была в то время, уговаривал маму повлиять на меня, а меня поехать с ним к его родным. Вместо того я уехала в Кисловодск, к тёте Жене.

У моей двоюродной сестры Нади только-только родилась Мариночка, смешной такой несмышлёныш… А Таниной Галке уже 6 лет, мотается на велосипеде… А у меня так никого никогда и не будет?.. Наше будущее с Саней казалось таким сверхдалёким… Он сам уже не воспринимался мной как живой человек во плоти и крови… Призрак… Скоро полтора года, как мы не виделись. Следующее письмо придёт только осенью или зимой. Короткие открытки на имя тёти Нины о получении посылок, будто отзвуки с другой планеты…

Прежние Санины письма, проникнутые всегда любовью, восхищением и преданностью, были для меня тем же, что угольки для горящего камина. А свидания — что сухие поленья, дающие яркую вспышку. И вот ни поленьев, ни угольков… Камин медленно угасал… Далёкий любимый образ стал расплываться… Могу сравнить это с состоянием человека, получившего наркоз: всё реальное от него куда-то уходит, рассеивается, тает, пока не наступит забытьё…

А когда я получила в Кисловодске письмо от В. С., то почувствовала, что получила письмо от реального человека…

А Санино сердце ощутило что-то неладное в моём июльском письме к нему, написанном из того же Кисловодска. «Похоже было, — писал он мне позже, — что ты через силу его начала, но какая-то большая недоговорённость сковала твой язык, и ты через несколько строчек оборвала».

* * *

С начала лета Саня, как он позже писал нам, работает «не физически». Лишь через много лет я узнала, что это значило. Один бывший «зэк» поздравил с выходом «Ивана Денисовича» своего «бригадира 104-й бригады».

С бригадирской должностью своей Саня справляется, она кажется ему необременительной. Чувствует себя здоровым и бодрым.

Бригада у него — интернациональная. Кроме русских, в бригаде украинцы, латыши, эстонцы, даже поляк и венгр.

Этот венгр познакомил как-то Саню со своим земляком, Яношем Рожашом. Представил его Яношу как «своего бригадира Сашу».