... В среду на будущей неделе

— Это верно, — согласился рыбак и предложил: — Давай вместе покопаемся. Как-никак я в армии три года по связи работал, кое-что в радиоделе смыслю. Не возражаешь?

— Не возражаю! Только тебе отдыхать надо…

— Это дело важнее…

Вдвоем они быстро нашли причину неисправности радиостанции. И обнаружили ее не в радиорубке, где искал Мыркин, а наверху, на спардеке.

— Давай антенный ввод проверим, — предложил Лобогрей, проследив за работой передатчика. — Вводной штырь медный, мог окислиться, и рация работает вхолостую, без антенны. Видишь, как старается передатчик, а радиоволны дальше рубки не идут. У меня когда-то был такой случай.

— Я перед отходом сюда выдраил все контакты, — сказал Мыркин.

— Все же давай проверим. Не помешает. Для успокоения души, так сказать.

И предположения Лобогрея оправдались. Однако оправдались частично. Причина была именно в антенном вводе, но…

Когда отвинтили гайку, зажимавшую ушко антенного канатика, Мыркин и Лобогрей ахнули. Радист от удивления даже языком прищелкнул. Антенный ввод был обмотан тонкой резинкой, а значит, изолирован от антенны, и радиостанция как бы сразу оглохла и онемела.

— Вот так окисление! — воскликнул Лобогрей, выпучив и без того большие глаза.

— Ловко сработано, — зло прошептал радист, нервно сдирая изоляцию. — Но для чего сработано и кем? Чьих рук это дело? Что за шуточки!

Назавтра вся бригада знала о происшествии, все негодовали, возмущались, но искать виновного не было времени — рыба шла как по заказу.

По Павликовым подсчетам бригада сделала восьмой замет. Рыбаки, как обычно, шумно, с шутками выбирали из воды невод и укладывали его на площадку. Под бортом «Альбатроса» огромным золотисто-серебряным шаром вздулась дель с рыбой. Улов был редкостный или, как выразился Мыркин, рекордный. Все чувствовали себя на седьмом небе. Брата с благоговением поглядывал на Глыбина, который восседал на мостике, лениво дымя папироской.

Павлик оглядел крепкие загорелые плечи, широкие ладони кэп-брига. «Сидит себе и курит, — думал мальчуган. — Рыбаки надрываются, а он сидит. И как только совести хватает! Почему никто ему не говорит, чтобы шел работать?».

Рядом с Павликом кряхтел Митрофан Ильич, удерживая и руками и коленями дель, которая под тяжестью рыбы сползала за борт. На худых, высохших руках старого рыбака синими веточками вздулись жилы, обнаженная спина блестела от пота. Павлик вцепился в ячею, помогая Митрофану Ильичу. Даже вдвоем они не могли справиться. На помощь подоспел Лобогрей. Кок и «заглазник» собрали натянутую дель в жгуты, закрепили эти жгуты тоненькими капроновыми шворками с внутренней стороны борта.

Митрофан Ильич отдышался и с благодарностью сказал мальчугану:

— Спасибо, что подсобил, Павлуша! Староват уж я. Силенка не та, что прежде была.

Павлик кивнул на мостик:

— А почему он не помогает? У него-то силища какая!

— Бригадир! — с иронией ответил старый рыбак. — Его дело обловить рыбу, а тянуть сетку — наша обязанность. Оно, конечно, ежели человек с совестью, — добавил кок, — не утерпит, сложа руки сидеть не будет. Егор Иванович в такие моменты с нами мотался. Угу.

Рыбаки продолжали подбирать натянутое полотно, подсушивая рыбу. Под тяжестью улова баркас накренился настолько, что в любую минуту мог зачерпнуть бортом воду.

— Хватит подсушивать! — крикнул Глыбин. — Как бы не перестарались! Вычерпывайте рыбу!

Рыбаки спрыгнули с площадки и выстроились шеренгой вдоль борта. Мыркин принес плетеную корзину, к ручкам которой были привязаны два прочных конца. Один конец оставался в руке радиста, а за другой ухватился механик Чернобров. Они встали на планшир и бросили корзину в шумную гущу скумбрии. Тягун притопил корзину шестом.

— Давай тяни!

Радист и механик подняли корзину на борт. Рыба хлынула на палубу сверкающей струей. Печерица отгребал ее хваткой под стену надстройки. Ему то и дело приходилось отплевываться, закрывать ладонью лицо от мелких брызг, тучей повисших в воздухе.

— Из-под ног отгребай! — прикрикнул на него Глыбин. — Топчешься! Так от рыбы один форшмак останется.

В это время со стороны открытого моря донесся тяжелый гул. Под самым солнцем сверкнула серебристая точка самолета.

Глыбин встревоженно оглядел морской простор, потом успокоенно усмехнулся:

— Пусть летит, горе-разведчик! Рыбешка, на счастье, спряталась на глубину.

Но иначе повел себя Мыркин. Он передал конец Ивану Ивановичу, соскочил на палубу и направился в радиорубку.

Глыбин встревоженно закричал ему сверху:

— Не включай рацию! Слышишь, Юра?

— Почему? — растерянно спросил радист.

Глыбин мигом очутился на палубе и преградил ему дорогу.

— На кой он тебе нужен? — мягко сказал он. — Не включай рацию. Понимаешь, этого делать не следует.

Мыркин кивнул на самолет:

— Разве не видишь, крыльями качает?

— Ну и пусть качает! Может, ему поиграть захотелось.

— Летчик на связь зовет. Я обязан ему ответить.

— ТЫ лучше о своем заработке болей, — вкрадчиво сказал Глыбин. — Сейчас никто не должен знать, что мы на рыбе. Понимаешь, набегут, как шакалы, все море взбудоражат. А так никто рыбу не пугает. Наловимся вдоволь, а потом можно и звон поднять.