В СССР я повидал все

С Тоней мы расстались в декабре 1978 года, а летом 1979 года она родила дочь. Из этого следовало, что отцом ребенка вполне мог быть я. Но так как Тоня не подала на алименты, то, скорее всего, она забеременела от своего любовника. Вполне возможно, что Тоня была близка с ним, когда мы еще жили с ней.

Тот факт, что Тоня постоянно принимала огромное количество сильнодействующих средств, стал причиной врожденного диабета у ее дочери. Несчастная девочка прожила всего 26 лет. В последние годы ее жизни я несколько раз видел ее с матерью в городе. Крошка была очень худенькой, с маленьким бледным лицом. Она с трудом передвигалась, держа мать за руку.

Через два года после развода с Тоней ко мне подошел тот самый ее любовник и предложил зайти с ним в ресторан. Теперь это был уже ее муж. Его звали Мишей. Я согласился – и мы с ним немного выпили. Миша искренне извинился передо мной за все те неприятности, которые он мне причинил. Они с Тоней жили плохо – три раза разводились, их дочь была смертельно больна. Миша показался мне глубоко несчастным человеком. А я чувствовал к нему огромную признательность за то, что он избавил меня от этой низкой женщины.

Как раз в то время, когда моя семья распалась, командира нашего взвода перевели служить в другой населенный пункт. На его место из Москвы прибыл очень солидный на вид офицер в звании капитана. На его мундире красовался значок об окончании военной академии.

Когда он провел с нами первое занятие, все прапорщики были поражены его глубокими познаниями в различных областях, великолепным умением говорить, прекрасной манерой вести себя в присутствии подчиненных. Он сразу завоевал у нас непререкаемый авторитет. Тем не менее, он честно признался нам, что совсем недавно был майором, и по нелепому стечению обстоятельств его разжаловали в капитаны. Так как он когда-то уже был капитаном, то офицер с некоторой гордостью называл себя «дважды капитаном».

Узнав, что от меня ушла жена, этот офицер вызвал меня в свой кабинет и дрогнувшим голосом сказал:

– Я понимаю, какую трагедию ты сейчас переживаешь. От меня тоже ушла жена, которую я безумно любил.

Он достал из нагрудного кармана и показал мне фото какой-то молодой красивой женщины. На глаза капитана навернулись слезы. Поборов слабость, этот человек произнес:

– Держись и будь мужчиной. Можешь идти.

Я с честью выполнил пожелание капитана держаться, хотя это было неимоверно трудно. А вот сам капитан держаться не сумел.

Однажды ночью он пришел на зону изрядно пьяным. Дури в таком состоянии у него оказалось слишком много. Он приказал старшему войскового наряда выключить свет в жилой и производственной зонах колонии. Это было чистой воды безумие – и прапорщик отказался выполнять приказ. За это капитан отстранил его от дежурства и отправил за пределы зоны. Прапорщик подчинился. Капитан приказал выключить свет другому контролеру. Тот тоже отказался и вскоре был вынужден проследовать за своим товарищем.

От войскового наряда остался только один прапорщик – это был Фон. Капитан приказал ему встать и поднять ногу. Фон беспрекословно повиновался. Капитан потребовал от Фона выключить свет. Естественно, Фон не мог этого сделать. Тогда капитан приказал ему поднять и другую ногу. Фон был в отчаянии, но догадался задать вполне логичный в такой ситуации вопрос:

– А на чем стоять?

Капитан резко ответил ему нецензурным словом. Фона спасло то, что в этот момент в дежурное помещение прибежал ДПНК. Его сопровождали офицеры администрации. Они скрутили хулиганствующего капитана и выпроводили за территорию колонии.

Эта выходка капитана привела к тому, что он вскоре стал дважды старшим лейтенантом. На некоторое время этот чудак успокоился. Но однажды в пьяном состоянии он придрался к ротной поварихе. Она ответила ему грубостью. Оскорбленный офицер ударил ее по лицу, и она упала. Лежащую женщину этот негодяй ударил несколько раз ногой. Под суд он не попал – его просто сделали дважды гражданским человеком.

На место этого пьяницы и хулигана прибыл другой офицер. С виду он казался каким-то нескладным и не уверенным в себе человеком. Прапорщики сразу дали ему кличку «Польский писатель». Но на деле он оказался прекрасным офицером. Однажды в ШИЗО, когда разгневанный зек ринулся на меня с ножом, Польский писатель закрыл меня своим телом. Нет, зек не нанес ему удар ножом, но поступок офицера был действительно благородным.

В неимоверных муках пережив разрушение своей семьи, я, тем не менее, не спился и не вылетел со службы. Однако меня предательски подвело мое здоровье. Тяготы службы и глубокие эмоциональные переживания зимой 1979 года стали причиной того, что я серьезно заболел. Вначале это было похоже на простуду – высокая температура и умеренный кашель. Получив у врача освобождение от службы, и пришел домой и лег в постель. Но неожиданно приехал командир роты и приказал мне срочно выходить на службу.