В старом Китае

Другой наш профессор, А. О. Ивановский, действовал обаянием своих познаний о Китае, добиваясь нашего понимания текста не диктовкой, а через книгу. Лекции оживлял анекдотами и остроумными афоризмами. Кик профессор следовал во всем своему учителю, крупнейшему русскому китаеведу В. П. Васильеву, которого обожал[82]. Продолжал полиглотство Васильева: знал маньчжурский, монгольский и тибетский языки и санскрит, хотя уже далеко не в такой степени, как Васильев. Судьба Ивановского трагична. Он буквально изнемогал под непосильным бременем огромного курса китайской литературы, тяжело болел, страдал алкоголизмом. Был беден и часто жаловался, что не может купить нужных книг. Подобная участь ученого-труженика у нас на Руси не редкость. Все прошлое русского китаеведения сложно и мучительно. Разрушительные силы всегда действовали вернее созидательных, и оглядываться на это больно. Наши вполне самобытные таланты: Иакинф Бичурин, сумевший при скудости средств познания страны дать такое разнообразие ответов на основные вопросы, Палладий Кафаров, В. П. Васильев и его ученики Ивановский и Георгиевский — все эти люди всю жизнь мучились огромными проблемами, не ленились ни минуты, но наша русская действительность сумела загнать их, сломить. Все они были прежде всего настолько бедны, что не могли напечатать свои сочинения на свой счет, а университет находил только крохи средств. Академику Васильеву хватило их только на печатание китайских текстов на отвратительной бумаге отвратительным набором китайских знаков. И это в конце XIX в.! Уделом большинства ученых поэтому было писать книги, составлять пособия... только для того, чтобы эти книги затем скупала Академия наук у их вдов и хоронила в Азиатском музее. Так, многотомная история Китая Иакинфа Бичурина, которая была бы, несомненно, очень полезна начинающим китаистам, до сих пор стоит фолиантами рукописей на полках библиотеки Академии. А целый ряд ненапечатанных словарей Леонтьевского и других? Синодик велик. Правительство находит все эти затеи ненужными и не собирается их поддерживать. Васильев, потеряв всякую надежду напечатать свои многотомные и первоклассные материалы по исследованию буддизма, сложил их у себя в кабинете, а прислуга, без ведома его, употребила эти длинные листки на растопку печей. Глупая и страшная трагедия!

Никогда китаевед не мог, да и сейчас не может рассчитывать на печатание больших своих сочинений, не говоря уже о картах и иллюстрированных изданиях. И кроме того, большинство наших китаеведов не смогли по бедности своей накопить большие домашние библиотеки, и то, что осталось после их смерти, не создало большого фонда. А Британский музей составил свои сокровища, именно скупая индивидуальные коллекции книг.

И все же, несмотря на все эти далеко не располагающие к развитию науки условия, трудами наших китаеведов создана русская китаистика, заслуживающая во многих своих статьях самого горячего признания. Шаванн, между прочим, очень высоко ставит словарь Палладия Кафарова, который зачастую является «последним резоном», когда даже китайские словари не могут помочь.

5 октября. Поднимаемся задолго до света, едем при свечах в фонарях у оглобли. Дорога посылает сюрпризы: то она превращается в сплошной песок и мулы идут совсем тихо, то еще хуже — разлилась вода оросительного канала, проходящего под мостом через дорогу, и затопила ее. Приходится огибать канал, хлябая по канавкам.

Дорога извивается меж деревенек. Всюду большие лавки, торгующие лекарствами. На винных лавках вместо вывески висит тыква — горлянка, точь-в-точь такая же, какую видишь в храмах в руках божеств: там она наполнена элексиром бессмертия, здесь — вином. Надпись комментирует: «Если это вино пить постоянно, можно достичь долголетия и изгнать болезни».

В этой местности чудесный виноград, белый и черный. Увлекаемся им превыше всякой меры.

Останавливаемся в большой харчевне. Над яслями в помещении для скота сделана ниша. В ней — картина с изображением лошади и коровы и параллельные надписи, дуйцзы «Пусть все больше процветают волы», «Пусть лошадь будет сильна, как дракон» и т. д. На другой картине изображен покровитель скота Ню-ван (князь коров) и божество, покровительствующее постоялым дворам.

Едем медленно. Наконец, перед нами длинная ровная стена с высокими наружными башнями. Мы въезжаем в город Тайюаньфу, столь желанный нам в последние дни.

За воротами начинается невзрачная улица, которая, к нашему удивлению, тянется на неопределенное расстояние. Ищем гостиницу — попадаем на телеграф. Посылаем Суна на разведку и долго ждем его. Наконец едем в гостиницу. Но куда девались шаньсийские большие чистые харчевни? Мы помещаемся в грязной, маленькой комнате.

Прощаемся с возчиками с дружеской теплотой. Ведь 30 дней вместе жили! И все эти дни тяжких дорожных мытарств они держались молодцом.