В старом Китае

Останавливаемся в деревушке Ваятоу. Пока варятся рис и кура, я успеваю побродить по улицам. Захожу в лавку «Рыб, зуба и пчел», т. е. изделий из рыб, меда и костей, сиречь — аптекарских товаров. Словоохотливый продавец объясняет мне названия и применение разных лечебных трав, древесных грибов и всяких снадобий. Китайская медицина, если не считать, конечно, безграмотных врачей и жуликов, — преинтересная область исследования. Огромная китайская литература по медицине недаром уже триста лет привлекает внимание европейских врачей-естествоиспытателей.

На стене в аптечной лавке висит рассуждение о вреде бинтования ног, изложенное с немалой силой. Такие филиппики против бинтования появились в большом числе в конце XIX в. Прославились страстные воззвания известного публициста Лян Ци-чао и многих других. Но и задолго до этого передовые люди Китая боролись с этой ужасной модой, ставшей настоящим фетишизмом. Руководитель тайпинского движения Хун Сю-цюань был также борцом против этого зла. Фольклор полон песнями-жалобами девочек, лишенных детства, женщин, для которых эти маленькие ноги — капкан, окончательно закрывающий им путь из домашнего плена. Но ни оды, ни жалобы, ни воззвания, ни императорские указы не могут совладать с этой бушующей стихией, и я повсюду вижу одну и ту же ужасную, но уже привычную картину: ковыляющие по грязи и пыли крестьянки, несущие к тому же еще тяжести на плечах, и, что самое страшное, — только что искалеченные маленькие девочки, сидящие в стороне от ребячьей беготни.

Около 4 часов подъезжаем к уездному городу Фупин. Возчики хотят остановиться на ночлег: погода пасмурная, а до следующей гостиницы еще 20 ли. Но Шаванн — ни в какую. В таких случаях его педантизм переходит в одержимость. Едем далее. Темнеет, холодно. Дорога, до этого такая прямая и гладкая, вдруг начинает выделывать невероятные зигзаги. Возчик говорит, что это сделано нарочно, чтобы сбить с толку злых духов, которые предпочитают прямые трассы. Наконец, сделав тысячу извивов, подъезжаем к деревушке. Хозяева харчевен наперерыв зазывают к себе, да так энергично, что первое время кажется, что нас отчаянно ругают.

14 сентября. Выезжаем, когда небо еще только сереет. В полутьме причудливы фигуры памятников, стоящих при дороге. Вся местность обильно усеяна ими. Многие из них в затейливых кирпичных рамах с орнаментом и колокольчиками.

Доезжаем до Динцзыфан. Идем пешком через весь город. Любопытство выгоняет все население на улицу. Наши обозы и следующая за ними толпа, все увеличивающаяся, принимают характер какого-то шествия, которое обрывается только у ворот харчевни. Хозяин любезно разговаривает с нами, предлагает покурить опиуму. Оказывается, в этих местах население поголовно курит опий. «Из десяти человек десять и курят», — смеясь, говорит возчик Чжэн. Засыпка опиума на день стоит всего 30 чохов, т. е. дешевле еды.

Едем. Показываются горы. Начинается история с подъемами и спусками. Доезжаем до могилы танского императора Хуэй-цзуна. От самой могилы нет и следа, но осталась интересная галерея: единорог в пламени, пышущем из плеч, страус, пять лошадей и десять фигур с мечами, смиренно прижатыми к груди.

Начинает темнеть. Мы сбиваемся с дороги и долго кружим, сворачивая и снова возвращаясь к тому же месту. Наконец какой-то прохожий берется быть проводником, и мы добираемся до города Пучэна в полнейшей тьме. Обретаем обетованную гостиницу и чувствуем себя прекрасно, как вдруг... несчастное открытие: Шаванн потерял свой малый фотоаппарат. В отчаянии Шаванн не знает, что делать. Цзун успокаивает его: «Завтра, как рассветет, обязательно уж кто-нибудь заметит, ну, и принесет, конечно, в ямынь. Вот если бы украли, — тогда другое дело». Возчик Чжэн по этому поводу рассказывает, что в случае кражи полезно положить на след вора пару палочек и чашку риса. Так как палочки обозначаются словом куай, что также значит быстрый (хотя иероглиф, конечно, совсем другой), а рис — фань, что означает арест, то получится следующее заклинание: да будет вор (это подразумевается) быстрее (куай) арестован (фань).

Очень многие суеверные приметы происходят, подобно этой, из простой игры слов. Сам китайский язык, в котором слова обозначают что-либо определенное только тогда, когда они стоят рядом с другими, толкает на такие ребусы. В разговорном языке они часто создаются невольно, без всякого желания сказать каламбур.