В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Когда Йодль проинформировал об этих изменениях Гитлера, его интерес проявился единственно в том, чтобы заменить полковника Лоссберга на посту «старшего офицера Генерального штаба [сухопутных войск] при штабе оперативного руководства ОКВ» на другого офицера. Причина странного требования, видимо, заключалась в том, что Гитлер не забыл критического отношения Лоссберга к проявлениям его собственной слабости в ходе Норвежской кампании. Гитлер понятия не имел о других достоинствах этого выдающегося штабного офицера, который впоследствии доказал, чего он стоит, и именно в сложных ситуациях; но это и неудивительно, поскольку он вообще не знал, что происходит в его «рабочем военном штабе». Ни один из старших офицеров, чьим долгом было что-то предпринять, чтобы сохранить Лоссберга, этого не сделал. И не только потому, что мы служили в «штатском штабе»; мы все больше отъединялись от людей своего круга, и разделяло нас нечто гораздо большее, чем колючая проволока вокруг ставки. В итоге преемником Лоссберга, занявшим его место в середине января 1942 года, стал полковник Фрайгер Тройш фон Буттлар-Бранденфельс, который до того служил в штабе Норвежского корпуса. Он проработал со мной три года и оказался отличным офицером и компаньоном.

Схема 2

ВЫСШИЙ АППАРАТ ВЕРМАХТА

Ситуация на конец 1941-го – начало 1942 года

Организация по театрам военных действий, разъединившая командование сухопутных войск

Краткие совещания у Гитлера

Тот факт, что отныне Гитлер взял на себя непосредственное командование сухопутными войсками, в значительной степени изменил характер ежедневных совещаний; сказалось и давление нарастающего кризиса на фронте. 19 декабря Гальдер записывает в своем дневнике: «Новые методы работы: ежедневное совещание с начальником транспорта, начальником связи и генералом-квартирмейстером»; хотя у Гальдера это не сказано, но там присутствовал и начальник оперативного отдела генерал Хойзингер (23 декабря по рекомендации Гальдера Гитлер присвоил ему звание генерал-майора). Такой порядок являлся более или менее естественным следствием нового положения Гитлера. Более того, лично у меня сложилось впечатление, что в этот момент Гальдер снова пытался преодолеть личные антипатии и иные препятствия и, насколько это было возможно, культивировать и использовать новые прямые официальные отношения с Гитлером в интересах армии в целом. Вскоре, однако, стало ясно, что для преодоления присущих им разногласий требуется нечто большее.

Первым камнем преткновения в попытке Гальдера пойти навстречу Гитлеру оказалась сама манера проведения этих совещаний. Намеренно ли, нет ли, но Гитлер со своим ближайшим окружением продолжали следовать ранее заведенному порядку. Как и прежде, армия должна была направлять доклад об обстановке каждое утро в письменном виде в зону 2 верховной ставки. Как и прежде, эти доклады объединялись затем с докладами с других театров войны и брались Йодлем за основу для краткого сообщения Гитлеру. Когда речь шла о Востоке, Йодль, следуя своей обычной практике, просто обрисовывал ситуацию в целом с помощью карты миллионного масштаба. В ходе доклада неизбежно – и Йодль, несомненно, стремился к этому – получалось так, что развертывались широкие критические дискуссии по вопросам, близко касавшимся армейских инициатив на Восточном театре войны; то же самое происходило во время его бесед наедине с Гитлером по вечерам или ночью. Гальдер со своим штабом появлялся только после того, как завершалась эта первая часть дневного совещания. Он должен был затем доложить подробно обстановку на Востоке, пользуясь картой масштаба 1: 300 000, а в особых случаях и крупнее. Однако точно так же, как и на специальных совещаниях с руководством армии в прошлом, Гальдер неизменно сталкивался с уже готовыми умозаключениями и принятыми решениями. Он гораздо лучше знал и обстановку, и то, как надо в ней действовать, но в итоге его задача, естественно, оказывалась неизмеримо сложнее.