Флот и авиация во всех оперативных вопросах шли своим собственным путем. Совершались блистательные подвиги и предпринимались грандиозные усилия, чтобы поставить на вооружение новые подводные лодки и истребители, но ни один из этих видов вооруженных сил уже не мог оказать на ход войны решающее влияние. Даже в такой час испытаний никто не старался добиться реального единства вермахта хотя бы по относительно второстепенным вопросам. Например, 29 июня в разгар битвы за Нормандию Гитлер заявил, что «все новые транспортные средства (он имел в виду грузовики), принадлежащие флоту и авиации, а также гражданские, надо забрать для транспортного обслуживания сухопутных войск». Тем не менее уже на следующий день главнокомандующий кригсмарине придумал, как ставить палки в колеса последовавшим из ОКВ распоряжениям по этому поводу. Два месяца спустя Гудериан попытался забрать автотранспорт у люфтваффе, чтобы помочь танковым частям, и даже лично поехал с такой просьбой к Гитлеру. В итоге на совещании в ставке 1 сентября имела место дискуссия, которая оставляет странное впечатление дурацкой напыщенности со стороны Гитлера и Кейтеля, не имеющей никакого отношения к предмету обсуждения.
Гудериан
. Требуется только разрешение рейхсмаршала.Гитлер
. Теперь я выдаю разрешение. У нас есть штаб обороны. У нас есть орган, который является предметом зависти во всем мире – ОКВ. Ни у кого больше такого нет. О нем много не говорили, потому что Генеральный штаб его не любил.Кейтель
Гитлер
Гудериан
. У 3-го воздушного флота столько грузовиков.Томале
(из штата инспекторов военного транспорта). Надо забрать их силой.Крайпе
(начальник штаба ОХЛ): Мы и так их много потеряли при выполнении армейских задач.Гитлер. Все равно я уверен, что с учетом стоящих перед ними задач люфтваффе проще обойтись без грузовиков, чем сухопутным войскам. Без всякого сомнения. Но дело не в этом – не хочется ссориться по пустякам, но… (решения не принимает).
Весной 1944 года опять предпринимались попытки создать какие-то специальные единые командные органы вермахта, но и они не принесли успеха. По существу, Гитлер противодействовал любой форме объединения, и сейчас он старался не отдавать флоту и авиации такие приказы, которые могли не понравиться их главнокомандующим. А Кейтель просто ухватился за такую позицию Гитлера как возможность избегать обязательств, которые могли бы направить его более здравую оценку и давление со стороны его штаба против него самого.
Развал фронтов и альянсов
В такой ситуации я был несказанно рад сбежать из ставки, где все мои мысли контролировались, а любая инициатива сковывалась травмой и болезнью, молчанием и отказами, недоверием каждого и, сверх всего, личной жаждой реванша со стороны Гитлера. Тем не менее меня долгое время тяготило то, что я вынужден уехать именно в тот момент, когда события на фронте, как покажет дальнейшее описание, требовали последнего, отчаянного, усилия, чтобы не допустить нависшей над нами катастрофы.
Из Японии давно ничего не было слышно. В начале августа Турция разорвала дипломатические отношения с рейхом. 20 августа, когда еще вовсю бушевало сражение в Фалезском котле, две немецкие и две румынские армии из группы армий «Южная Украина» практически полностью распались на части между Черным морем и Каспием под ударом превосходящих сил русских. Теперь Румыния была открыта для наступления русских, и 25 августа ее народ, доведенный до отчаяния контрмерами Гитлера, сверг маршала Антонеску, отрекся от союза с Германией и объявил войну рейху. Это означало потерю нефтяных промыслов Плоешти, в то время как немецкую нефтяную промышленность, завод за заводом, до основания разрушила авиация противника. Непосредственно этому предшествовало дезертирство Болгарии, которая 24 августа начала переговоры о перемирии и потребовала убрать немецкую военную миссию и вывести все немецкие войска. Только Венгрия оставалась, не без давления, на нашей стороне. Мощное восстание произошло в Словакии. В начале сентября Финляндия заявила, что «товарищество по оружию» закончилось, и добилась перемирия с Советским Союзом.