В Ставке Верховного главнокомандующего. Воспоминания адмирала. 1914–1918

Некоторые авторы приписывают ему равнодушие и даже двуличность в обращении с людьми, ссылаясь на то, что нередко министры и государственные сановники, с которыми он только что на аудиенции был приветлив и любезен, находили у себя по возвращении домой указ об отставке. Такие случаи были и в Ставке, но являлись следствием именно деликатного свойства характера государя, не решавшегося лично причинить обиду человеку, который ему служил, а отнюдь не следствием двуличности, как то полагали злобно настроенные по отношению к нему люди.

Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам. Стол у него был совсем простой, и мы в Ставке никогда не видели, чтобы он при закуске выпивал больше одной рюмки водки и иногда за едой еще одной рюмки вина. Из игр любил лишь домино и триктрак, в карты не играл.

Он был истинно верующим – как верили в старые времена – и глубоко религиозным человеком, склонным к мистицизму и фатализму под влиянием несчастий, преследовавших его с самого начала царствования, что и отразилось в его взоре с затаенной печалью. Вера была единственной его твердой опорой в несении непосильного бремени правления, свалившегося на его слабые плечи.

Подобно своему отцу, императору Александру III, он был совершенно чужд каких-либо стремлений к роскоши и театральности и, подобно ему, вел в кругу своей семьи простой образ жизни, не ища при безупречной своей нравственности каких-либо для себя развлечений и удовольствий.

Император Николай II был исключительно любящий муж и семьянин. И это его качество, могущее составить счастье обыкновенного человека, для него, слабовольного правителя огромного государства, и для самого этого государства явилось фатальным несчастьем, ибо подчинило его воле царицы и интересам семьи.

О пагубном влиянии на государя нервной и душевно нездоровой царицы, бывшей во власти проходимца Распутина и его омерзительной клики, которая через посредство государыни вынуждала императора Николая II принимать пагубные для России решения, было в свое время много говорено и написано. А после опубликования ее интимной переписки с мужем в этом не осталось уже ни малейшего сомнения.

Государыню я близко видел в Ставке всего лишь один раз и поэтому не могу высказать о ней какое бы то ни было суждение, но впечатление от ее внешности и взгляда было леденящим душу. Впрочем, я лично был свидетелем одного из случаев пагубного ее влияния на государя, о чем речь пойдет впереди.

* * *

Император Николай II, при своих высоких нравственных качествах, не обладал, к сожалению, свойствами, необходимыми, чтобы править государством. Ему прежде всего недоставало твердости воли и решительности – этих основных свойств настоящего правителя и вождя.

Обладая средними умственными способностями, затемненными большим религиозным мистицизмом и устарелыми политическими взглядами, он просто не в состоянии был разумом «объять» грандиозную задачу управления государством Российским, которая легла на него тяжелым бременем и к которой он не готовился.

А готовился он лишь к военной карьере, которую очень любил, и уровень его знаний соответствовал образованию гвардейского офицера, что, разумеется, было недостаточно не только для управления государством, но и для оперативного руководства всеми вооруженными силами на войне.

Сознавая это, государь всецело вверил это руководство генералу Алексееву, никогда не оспаривал его решений и не настаивал на своих идеях, даже тогда, когда эти идеи – как, например, в босфорском вопросе – были правильнее идей генерала Алексеева.

При всем этом, однако, государь неустанно заботился и беспокоился обо всем том, что могло способствовать успеху нашего оружия: часто посещал войска на фронте, обсуждал разные оперативные идеи и лично знакомился с новыми средствами вооруженной борьбы.

Доказательством этому служат следующие случаи.

Однажды, вскоре после того, как государь принял Верховное командование, а морское управление не было еще преобразовано в морской штаб, ко мне пришел придворный камер-фурьер и, передав приглашение на обед к царскому столу, доложил, что государь приказал мне явиться к нему в кабинет за полчаса до обеда.

Придя к назначенному часу в губернаторский дом, я был введен камер-лакеем в кабинет, где государь сидел один за письменным столом. Он приветливо меня встретил и, дав письмо, только что полученное им от английского короля, спросил мое мнение о новом средстве борьбы с подводными лодками, о котором в этом письме сообщалось.

Средство это, оказавшееся впоследствии неприменимым, представляло собой сети, подвешенные к полым стеклянным шарам, которые из-за их прозрачности нельзя было увидеть в перископ. И потому подводные лодки не могли своевременно нырнуть под сеть или вообще ее избежать. Я доложил государю, что по кратким сведениям письма нельзя составить окончательного суждения об этом изобретении и что я запрошу через Морской генеральный штаб нашего морского агента в Англии. Государь с этим согласился и перевел разговор на болгарский порт Бургас.