Размышления были заурядны и отличались от обычных только тем, что сегодня, вернувшись домой, мне предстояло сделать гораздо больше, чем всегда. Пятнадцать минут, что полагались на прогулку Волчка, сейчас были очень кстати. Я могла обдумать тот последовательный и необходимый порядок всех своих дел, который даст мне возможность закончить их до рассвета. Дел было много. Завтра рано утром мы с сыном и мужем отправлялись на нашем стареньком «Запорожце» в отпуск, в далекое путешествие. Нужно было подготовиться к нему, а, как назло, на работе застопорился эксперимент, и последний месяц я допоздна засиживалась в лаборатории, пытаясь образумить схему, которая упорно выдавала не укладывающиеся ни в какую теорию данные. Даже сегодня пришлось задержаться. Весь день, не вставая из-за стола, я объясняла заменяющей меня на время отпуска сотруднице суть происходящего, все боялась забыть что-то, а вечером, измученная, приплелась домой, перестирала груду белья и развесила сушиться на балконе, первый раз порадовавшись страшной, нескончаемой жаре этого лета. И вот теперь предстояло мне погладить, убрать квартиру, приготовить на дорогу еды, удлинить сыну шорты, разморозить и вымыть холодильник, пришить все недостающие пуговицы на рубашках мужа и проследить, чтобы сын искупался и вымыл голову без халтуры, что было, пожалуй, самым нелегким.
Я вспомнила, что забыла снять с антресолей чемодан, небольшой, но очень вместительный. Правда, муж привез его из командировки с оторванной ручкой и корил меня за то, что я проглядела изъян, но починить ручку было несложно, нужно было только достать цыганскую иглу, и, спохватившись, что просить иглу придется у соседки, а час поздний, я поспешила к дому.
Волчка разозлило мое решение сократить его прогулку, он начал упираться, натягивая поводок, и я машинально дергала ремешок, пресекая неповиновение. Но неожиданно он решил прибегнуть к крайним методам борьбы: остановился и, широко расставив лохматые лапы, стал вывинчивать голову из ошейника. Я обернулась, чтобы прикрикнуть на неслуха, и тут увидела предмет его интереса. На другой стороне улицы, у светофора, сидела собака. Странен был вид ее и нелепа поза. Примостившись на самом краю тротуара, упершись передними лапами в проезжую часть, собака сидела неподвижно, не замечая мчащихся мимо машин, и было непонятно, то ли дремлет она, то ли поглощена думой, уставившись в землю.
«Потерялась», — отметила я и крикнула Волчку:
— А ну, прекрати это! — дернула сильно ремешок и пошла к дому. Волчок нехотя поплелся сзади. На углу я обернулась, уверенная, что собаки уже нет на прежнем месте, что она, передохнув, снова пустилась в поиски дороги к дому. Но у светофора темнела все та же согбенная фигурка. Какой-то человек остановился рядом, наклонился к ней, и собака тотчас испуганно рванулась вперед. Завизжали тормоза, собака метнулась и, волоча по земле поводок, наискось перебежала улицу. По тому, как тяжел был ее бег, как разъехались широко лапы, когда, трясясь и хватая раскрытой пастью горячий воздух, уселась она теперь уже на нашей стороне улицы, поняла и увидела я смертельную ее усталость.
«Дам ей попить и накормлю», — успокоила я себя, оправдывая совершенно странные и недопустимые свои действия. А заключались они в том, что, к огромной радости Волчка, я подошла к собаке и, наступив ногой на поводок, спросила ее:
— Ну что, пес, потерялся?
Пес глянул на меня коротко и равнодушно, как на что-то постороннее, не относящееся к течению его несчастной судьбы и не способное изменить это течение.
Но когда, присев перед ним на корточки, я начала перечислять собачьи имена: Джек? Джон? Тузик? — он, навострив уши и подавшись вперед, уставился в мои глаза с выражением такой готовности помочь и такой муки от сознания невозможности этой помощи, что, торопясь и путаясь, я шептала, не переводя дыхания: Шарик, Кузьма, Рекс, — и с каждым новым именем светлые подпалины бровей над его золотистыми прозрачными глазами сдвигались в страдальческом ожидании все теснее и теснее.
— Чучик? — уже в отчаянии, ласково спросила я.
И вдруг уши, острые, чуткие уши лайки, дрогнули. Пес наклонил голову набок и слабо вильнул хвостом.
— Чучик! — радостно забормотала я. — Чученька! — и погладила осторожно по голове.
Пес встал и посмотрел на меня вопросительно.
— Пойдем, я покормлю тебя и попить дам, — сказала я и тут же подумала с ужасом: «Зачем? Что за дурацкая идея!»
«Покормлю и отпущу, не так это много времени займет, а все же легче ему будет, — может, он просто одурел от усталости и не может поэтому найти свой дом, а отдохнет и сообразительней станет. Попрошу Петьку отвести на прежнее место», — утешала я себя, ведя уже двух собак к дому.
В лифте я разглядела его как следует.