В сторону Сванна

В последнее время она стала хуже выглядеть: она толстела, и вместе с первой молодостью почти уже исчез этот пронзительный горестный облик, этот удивленный, мечтательный взгляд. Она, в сущности, стала гораздо дороже Сванну именно в тот момент, когда он обнаружил, что она изрядно подурнела. Он подолгу смотрел на нее, пытаясь вновь уловить знакомое ему очарование, и не мог. Но Сванн знал, что в этой новой хризалиде прячется все та же прежняя Одетта, все та же мимолетная, неуловимая и необъяснимая прихоть, — и этого ему было достаточно, чтобы с прежней страстью ее доискиваться. Потом он смотрел на позапрошлогодние фотографии, он вспоминал, какая она была прелестная. И это немного утешало его в его терзаниях.

Когда Вердюрены увозили ее в Сен-Жермен, в Шату или в Мелан, в хорошую погоду нередко бывало, что они прямо на месте предлагали всем остаться на ночь и вернуться на другой день. Г-жа Вердюрен утешала пианиста, которому было совестно перед теткой, оставшейся в Париже.

— Она будет рада и счастлива отдохнуть от вас денек. И с какой стати ей беспокоиться — она же знает, что вы с нами; впрочем, беру всю вину на себя.

А если и это не помогало, г-н Вердюрен пускался в путь, отыскивал почтовую контору или курьера и опрашивал всех «верных», кому надо было кого-нибудь предупредить. Но Одетта благодарила и отвечала, что ей никому телеграфировать не надо: она раз и навсегда сказала Сванну, что, если у всех на глазах будет ему телеграфировать, это ее скомпрометирует. Иногда ее не было по нескольку дней, Вердюрены возили ее смотреть на гробницы в Дрё или в Компьень — любоваться, по совету художника, закатами над лесом, а то так и в Пьерфон[233].

«Подумать только: она бы могла осматривать настоящие памятники старины вместе со мной, который десять лет изучал архитектуру — меня все время умоляют свозить в Бовэ или в Сен-Лу-де-Но достойнейших людей, а я бы это сделал для нее одной, — и что же? она упорно ездит с последними скотами восхищаться художествами Луи Филиппа и Виолле-ле-Дюка! Мне кажется, чтобы это понять, не надо быть эстетом, нет, правда, даже если у вас не слишком тонкий нюх, не отправитесь же вы дышать воздухом в отхожее место, еще и выбирая, где воняет посильнее?»[234]

Но когда она отбывала в Дрё или в Пьерфон — увы, не разрешая ему якобы случайно поехать туда же, «потому что это будет иметь самые нежелательные последствия», говорила она, — он погружался в упоительнейший любовный роман: в железнодорожный справочник, рассказывавший ему о способах настигнуть ее днем, вечером, прямо этим утром! О способах? Нет, лучше сказать: о праве. Потому что, в конце-то концов, не зря же придуманы и справочник, и сами поезда. Если читателям сообщают типографским способом, что в восемь часов утра отправляется поезд, который в десять прибудет в Пьерфон, это значит, что ездить в Пьерфон — законное действие, на которое не требуется разрешения Одетты; кроме того, это действие может иметь какой угодно мотив, помимо желания встретиться с Одеттой, потому что люди, незнакомые с ней, ездят же туда каждый день в достаточно больших количествах, чтобы стоило разводить пары.

Короче говоря, не может же она помешать ему приехать в Пьерфон, если ему захотелось! А он как раз чувствовал, что ему этого хочется и что, если бы он не знал никакой Одетты, он бы непременно туда поехал. Он уже давно собирался составить себе более полное мнение о реставрационных работах Виолле-ле-Дюка. И вот именно теперь он чувствует настоятельную потребность прогуляться по Компьеньском лесу.

Какое невезение, что она не велела ему ехать в единственное место, которое его сегодня привлекает. Сегодня! Если он поедет, несмотря на запрет, он увидит ее прямо сегодня! Да, но если бы она встретила в Пьерфоне постороннего, она бы ему весело сказала: «Вот так встреча!» — и пригласила в отель, где остановилась вместе с Вердюренами, — а если наткнется на него, Сванна, все будет наоборот: она обидится, скажет, что он ее преследует, станет его меньше любить, а может быть, завидев его, в ярости отвернется. «Значит, я уже не имею права путешествовать!» — скажет она ему, вернувшись домой, хотя на самом деле это он больше не имеет права путешествовать!