Не нуждаясь в комнате, я создал призрак-отражение с золотыми расписными орнаментами на стенах, яркими, как заря, коврами искусного плетения, прекрасными вазами и дивными мозаиками. Такое убранство дарило больше услады, чем грозный нрав тёмной пустоты, раздающейся эхом внутри металла. Передать сиятельный вид комнаты во всей красе не удавалось. Лишенный чувства обоняния, как и вкуса, я убеждал себя, что в ней царили медовая душистость, шафран, благовония и различные сушеные травы, но всё, что мог о них вспомнить, – это названия.
Аллаху было угодно, чтобы после трёхсот лет тишины в один судьбоносный день моё безвластное жилище вдруг начало трясти. Я ощутил, как лампу поднимают, и был рад наконец выбраться, хотя это означало служение прихотям очередного господина. В любом случае, интересней, чем безмерная тоска. За это время в мире, должно быть, много чего изменилось, и я необычайно желал его увидеть.
Раздался ожидаемый призыв – везунчик потёр моё обиталище. Явившись наружу, я хотел зажмуриться от яркого солнечного света, на минуту представить себя человеком… но не помнил, каково это. Всё стёрлось из памяти песком длительного заточения. По обыкновению, я сложил руки ладонь к ладони и поклонился новому хозяину.
– Слушаю и повинуюсь славному властителю. – Меня не призывали три столетия, а эти слова всё равно казались тошнотворно надоевшими, словно годы в пустыне. Моя речь прозвучала непривычно, медвяно – язык господина был мне незнаком, поэтому волшебные силы шлифовали непонимание, как янтарь.
Передо мной сидел на земле причудливый юноша. Возможно, он таким казался из-за того, что я пропустил не одну эпоху смертных, или потому, что не встречал никого – столь странного – раньше.
Это был молодой мужчина со лбом высоким и блестящим, с щеками, покрытыми пылью. Он то снимал дивную вещицу с двумя круглыми кусочками стекла с переносицы и отводил от лица, то надевал обратно, прищуриваясь и приглядываясь. Волосы его были светлы и торчали в разные стороны, подобно оперенью пеликана. Белое одеяние, похожее на рубаху, с закатанными до локтей рукавами и расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, прилипло к телу. В его взгляде было нечто безумное, как у алхимиков, которых мне приходилось встречать, – жажда знаний и страстное желание совершать великие дела. Однако узрел я и благородство. Именно такие учёные стремятся выйти за пределы возможного и даже бросить вызов самой природе, не боясь оказаться в трясине бедствий. Это было одновременно очень знакомо мне, но также и чуждо.
– Поразительно, – воодушевлённо произнёс он, отряхнув от песка и пыли упавший нелепый головной убор кафиров, и поднялся на ноги.
Мужчина медленно обошёл вокруг меня, внимательно разглядывая.
– Либо у меня мираж из-за долгого пребывания на солнце, либо предо мной настоящий джинн, – он обращался скорее сам к себе, нежели ко мне.
– Да, о, повелитель, я джинн и исполню три твоих желания, – промолвил я и закатил глаза. Молодой человек увлёкся рассматриванием лампы.
– Удивительно, – прошептал новый хозяин, проводя пальцами по золотистой, как лик ока небосвода, поверхности и драгоценным камням моего крошечного дома. «Лампа стала новой и прекрасной, что не менее удивительно, чем когда обретаешь столь могущественного слугу», – подумал я.
Господин не спешил беседовать со мной, поэтому я разглядел место. Мы находились среди развалин, которые были уже изрядно разобраны. В руинах прежнее величие стен не угадывалось, но я уверился, что это тот самый храм, под который Аллаху было угодно низвергнуть нас с прежним господином. Колонны длиною в сто локтей каждая разбились на части, время стёрло последние краски с роскошных стен, песок испортил изысканную резьбу. Ни один древний символ уже не разобрать. Вдалеке я увидел около дюжины людей, которые волшебства не заметили, будучи погруженными в работу. У всех были такие же одеяния, как у человека, который нашёл мою лампу.
– Чего изволите, о, хозяин? – после длительного перерыва снова прислуживать оказалось трудно. Я и так слишком долго просидел в лампе, теперь ещё и приходилось ждать, пока случайный счастливец определится с намерениями. Да простит мне Аллах это нетерпение!
– Я не должен спешить, – бормотал незнакомец, шагая туда-сюда и почёсывая острый подбородок. – Нет-нет, это слишком важный вопрос, который требует тщательных и долгих размышлений. Желания нужно формулировать предельно осторожно. Допустить ошибку легко. Так что оставлю их на потом, – он остановился и вопросительно взглянул на меня. Затем неуверенным голосом проговорил: – П-приказываю тебе в-вернуться в лампу.
Я совершил, как велено, понимая, что этот странный юноша стал моим повелителем на много дней и ночей. И понимал, что речистый умелец проявил мудрость, приняв решение не поступать опрометчиво. Поспешность – от сатаны, и она порождает раскаяние и разочарование.
***